Bittersweet (СИ)

Он не знал, сколько именно времени провёл в сноупарке, но подозревал, что не меньше двух или трёх часов. За это время Илайя вполне мог проснуться, позавтракать и тоже выйти на улицу. Однако столкновения не происходило. Они не пересеклись в сноупарке, а предполагать, что Илайя решил внезапно отправиться на лыжный спуск, было довольно нелепо. Не столкнулись в кафе, да и в коридоре тоже не виделись. Это наводило на определённые мысли, причём не самого радостного толка. Походило то ли на игру, то ли на детскую выходку. Ромуальд собирался обвинить себя, но напомнил, что в его вчерашних словах не было ровным счётом ничего ужасного. Вряд ли Илайя, проведя ночь в размышлениях, пришёл к выводу, что его подобная постановка вопроса не устраивает, и он предпочитает держаться на расстоянии. На большом расстоянии.

Да, первым делом он подумал, что в его отсутствие Илайя собрал вещи и отправился домой, находясь под впечатлением от чужих слов и своей выходки.

Потом Ромуальд посчитал это ребячеством и нелепостью. Они были достаточно взрослыми людьми, чтобы произносить такое, слушать такое, делать такое и не краснеть, испытывая шок и недоумение от происходящего. Если бы Илайю что-то напрягало, он вполне мог сказать ещё вчера, а не устраивать показательный побег.

Ромуальд перебирал в уме эти варианты, попутно скидывая с себя снаряжение и надевая повседневную одежду. Футболку, а поверх неё – серый свитер. Ничего необычного, самый стандартный, но любимый, потому прихваченный в поездку.

Остановившись напротив зеркала, Ромуальд провёл ладонью по волосам, убирая от лица особо настойчивую прядь, что так и жаждала залезть в глаза. Впервые за время пребывания здесь его посетило ощущение, что он никуда не выезжал за пределы Штатов, по-прежнему находится в гостевом домике и достаточно сделать несколько шагов по мощёной дорожке, чтобы оказаться в основном здании и насладиться обществом родственников. Смешно, да. Их обществом он практически не наслаждался. Родные по крови люди заставляли Ромуальда нервничать чаще, чем улыбаться.

Ассоциация с родным домом появилась у него в результате решения нанести визит вежливости в соседний номер. Его несказанно интересовала причина позднего подъёма. Хотелось думать, что этот жест расценят верно, и его стремление проявить вежливость не воспримут в качестве попытки навязать своё внимание.

Илайя ни о чём таком не думал.

Он мысленно костерил родителей, неспособных привить основы поведения в обществе детям. Детей же мысленно привязывал к стулу или приковывал наручниками к перилам в стремлении приучить их к порядку, и к тому, что не стоит бежать по лестницам, когда по ним идёт кто-то ещё. Сегодня ему не повезло столкнуться с одним из таких гиперактивных детей, летевших с лестницы на крейсерской скорости. Ребёнок не вписался в свободное пространство, влетел в Илайю, и вместе они благополучно спланировали с лестницы вниз. Илайя на пол, ребёнок на Илайю.

Стоит говорить, кто в данной переделке пострадал больше, а кому повезло?

Вообще Илайя мог и себе приписать везение. На память о полёте с лестницы у него осталось несколько синяков и разбитое колено. Могло быть хуже, и он сам это понимал, потому особо не сетовал. Слегка прихрамывая, поскольку каждый шаг отдавался неприятной болью, он добрался до своего номера, разложил на кровати необходимые медикаменты и принялся обрабатывать полученное ранение. При ближайшем рассмотрении оно оказалось незначительным, оттого было ещё противнее осознавать: такие мелочи способны отменно портить жизнь. К сожалению. Новогодние праздники были омрачены, и вероятность встать на сноуборд ползла к нулю. Илайя прикасался к разбитому колену, на котором наливался внушительных размеров синяк, кривился, понимая, что, приземлившись на такой в снегу, огласит весь сноупарк своим воплем.

Он бинтовал колено, с тоской наблюдая за тем, как наливается фиолетовым оттенком кожа. Рана, обработанная антисептиком, тоже была под бинтами. Она щипала первые несколько минут, и это казалось невыносимым. Постепенно неприятные ощущения приглушались, и это радовало; не хотелось постоянно жмуриться, покусывая губы, чтобы не начать, как в детстве, причитать: «больно, больно». Илайя усмехался, осознавая, что разбитая губа или сломанный нос волновали бы его меньше, чем такая незначительная, но досадная рана. Впрочем, теперь он мог похвалить себя за предусмотрительность и насладиться обществом книг, прихваченных на случай если… Если произойдёт что-нибудь, способное помешать активному отдыху. Настало время отдыха иного плана.

Убрав аптечку, он вернулся в спальню и растянулся на кровати, повертел в руках табличку с надписью «не беспокоить». Наверное, следовало повесить её временно.

Однако, распахнув дверь, чтобы довести задуманное до финала, он лицом к лицу столкнулся с Ромуальдом.

– Доброе утро, – произнёс тот.