Bittersweet (СИ)

Он с трудом удержался от того, чтобы не изобразить картинный поклон. Нервозность иногда находила странные способы для выхода. Сейчас был как раз один из таких случаев, когда ему хотелось говорить ерунду и делать глупости, чтобы немного замаскировать переживания относительно отсутствия человека, способного превратить унылый вечер в более или менее приятное событие.

– Мистер Эган? – удивленно спросил Энтони, повернувшись к нему.

– А если серьёзно? – раздался голос, который Ромуальду прежде слышать не доводилось.

Он, конечно, периодически представлял, как может разговаривать этот человек, но ни один из придуманных вариантов реальности не соответствовал. Голос оказался не отвратительным комариным писком или же басом, от которого поджилки начинают трястись. Ромуальду прежде казалось, что человек такого типа должен обладать голосом запоминающимся, независимо от того, какие именно оттенки придают ему индивидуальность. Голос оказался достаточно низким, никак не тенор, нечто среднее между баритоном и басом, со смещением в сторону первого. А ещё речь оказалась несколько отрывистой, будто бы мужчина большую часть своей жизни разговаривал на языке ином, не английском. Нет, у него не пробивался ужасающий акцент, но плавности немного не хватало.

Ромуальд вспомнил, что эти двое, по большей части, живут в Швеции, сравнил с родственным норвежским говором, коего наслушался во время пребывания в Лиллехаммере, пришёл к выводу, что это тоже – не совсем то. Больше подходила Германия, Австрия… Страны, в которых разговаривают на немецком. Обычно в такой манере говорили их уроженцы. Вероятно, одна из них была родной для этого человека.

– Серьёзно в каком плане? – спросил Ромуальд, окончательно справившись с анализом тембра своего собеседника.

Тот усмехнулся.

– Ирония относительно пламенной любви к творчеству и поклонения таланту вышла довольно убедительной. Но было бы интересно узнать истинную причину вашего появления в нашем скромном обществе, – пояснил он. – Насколько мне известно, уж кто-кто, а вы не являетесь поклонником тех вещей, которые создаёт Энтони.

– Вас сложно обмануть, – хмыкнул Ромуальд, удивляясь, как господин композитор сдерживается.

Он бы уже на стадии той самой иронии не удержался и послал неугодного собеседника на все четыре стороны.

– Не такая уж это загадка, – заверил его Энтони, поднося бокал к губам. – Вы никогда не были поклонником моего творчества, мистер Эган.

– Не был.

– Тогда почему подошли к нам?

– Потому что только в этой компании я могу не растягивать рот в притворной улыбке и говорить, какая восхитительная организация вечера, сколько здесь прекрасных людей собралось, и как я жажду начала аукциона, чтобы прихватить себе парочку-другую бесценных экспонатов, – усмехнулся Ромуальд. – Вы мне кажетесь честнее остальных, и в данный момент я отчаянно нуждаюсь в собеседнике, потому из всех зол выбираю меньшее.

– Отличная характеристика, да? – поинтересовался Энтони, обратившись к своему спутнику.

– Очень… точная, – подтвердил тот, усмехнувшись.

– Насколько мне известно, вы не должны были томиться здесь в одиночестве. Где же ваш напарник?

– Ещё не приехал, – признался Ромуальд. – Именно поэтому я нуждаюсь в компании. А вообще-то… – его взгляд заскользил по центру зала, где танцевали многочисленные пары. – Не согласитесь ли потанцевать со мной, мистер Уэбб? Конечно, если ваш спутник не возражает.

– Себастьян?

– Если ты сам этого хочешь, – произнёс рыжий, тайна с именем которого разрешилась.

Ромуальд заметил, как его собеседники обменялись понимающими взглядами вроде «рано или поздно это должно было случиться». Вслух они этого, разумеется, не произнесли. Энтони поставил бокал на край столика и направился вслед за Ромуальдом в центр зала. Ромуальд чувствовал взгляд, направленный в спину, но не оборачивался. В этом взгляде он не чувствовал убийственной ревности, которую сам рассылал в сторону Энтони, когда тот отирался рядом с Илайей. Только насмешку в стиле «какой забавный молодой человек с тараканами в голове».

Ромуальда не оставляла уверенность, что как только они доберутся до середины зала, Энтони моментально придумает какую-нибудь отговорку и поторопится вернуться на исходную позицию, чтобы не привлекать к себе повышенное внимание. Однако он демонстрировал абсолютное равнодушие к общественному мнению и к взглядам гостей, способных получить глубокое потрясение, глядя на танцующих мужчин. Он позволил Ромуальду приобнять себя за талию, положив вторую ладонь на плечо, усмехнулся. Выглядело это вполне естественно, а не нервно, а Ромуальд мысленно радовался, что в росте слегка этого человека обогнал, потому что в противном случае смотрелся бы нелепо. Коротышка – ведущий, какая прелесть и повод похохотать.

– Неужели вас ничто не смущает, господин композитор? – спросил Ромуальд.

– А должно? – вопросом на вопрос ответил Энтони.

– Хотя бы тот факт, что рядом находится приличное количество журналистов, и они могут раздуть сенсацию из одного невинного жеста. Этот танец они, несомненно, тоже увидят.