Bittersweet (СИ)

Он сам рвёт упаковку, сам ластится, прижимается. Он горит. Он сгорает. Под кожей пробегают искорки, как по проводу – ток. Его как будто встряхивает постоянно. Это невозможно, нереально.

Илайя запрокинул голову, позволив ладони скользнуть по спине, ногтям – проехаться по лопатке, заставив Ромуальда зашипеть.

Ромуальд сам на пределе. Кажется, он тоже горит. А, нет. Не кажется…

Илайя вцепился одной рукой в постельное бельё, второй до боли сжал плечо Ромуальда, зажмурился. Он сам говорил, что не стоит слишком затягивать и можно особо на подготовку время не тратить, но теперь в этом сомневался. Впрочем, Ромуальд старался действовать нежнее, и это уж точно не напоминало их изощрения на полу в гостиной, когда боль всё-таки заставила всхлипнуть, схватив ртом воздух и выдохнув порывисто.

Илайя вдавил пальцы ещё сильнее. Ромуальд чуть склонил голову, позволяя волосам занавесить лицо.

Теперь никто не мешал ему говорить что-то нежное, бессмысленное, но удивительно подбадривающее. Никто не отменял прикосновений расслабляющих, заботливых.

Да и боль не была жуткой и разрывающей. Просто небольшая кратковременная вспышка.

Очередной вдох-выдох.

Нога, перехваченная под коленкой, задранная к плечу.

И двигаться – просто двигаться – ни о чём особо не размышляя. Да и не получится полноценно думать, только обрывки мыслей, не слишком сочетающихся между собой. Губы где-то совсем рядом со скулой, тёплое дыхание по коже.

Вдох-выдох.

Движение.

Стон.

Ещё одно движение.

Ещё один стон, не придушенный и вымученный, а самый настоящий и искренний.

Он был уверен, что сегодня точно сгорит, превратившись в горстку пепла, потому что невозможно иначе. Потому что…

Он не пытался ничего сказать, окончательно смирившись с тем, что его мысли так и останутся обрывками, а ток под кожей не ослабеет, будет только набирать силу, с каждым движением, с каждым обжигающим выдохом, который он слышит, с каждым поцелуем, который приходится на ту же скулу или на щёку. И вскоре встряхнёт его окончательно, растворяя на время границы между реальностью и чем-то запредельным, невероятным.

– Ромео…

– М?

– Ничего, – Илайя провёл пальцем по его подбородку, не копируя недавние действия Ромуальда, просто очерчивая контур лица.

Щетина, начавшая пробиваться, чуточку колючая. Не смертельно, разумеется. Только немного щекотно. Хотя, ему не к чему придираться. Самому, наверное, тоже нужно браться за бритву.

– Ничего? Совсем?

– Не-а.

Илайя засмеялся, тем самым рождая подозрения относительно правдивости недавнего заявления. Он Ромуальда заинтриговал, но, судя по всему, не планировал пока открывать карты, повествуя об идеях, пришедших на ум. Ромуальд поймал себя на мысли, что многое бы отдал за возможность заглянуть в мысли Илайи и покопаться там всласть. Не от недоверия или в попытке найти нечто компрометирующее. Просто, чтобы немного облегчить себе задачу в понимании чужой логики.

Вылезать из постели ему совсем не хотелось, несмотря на то, что она после активного начала дня выглядела не лучшим образом, требуя если не смены постельного белья, то хотя бы небольшой уборки, выраженной в стремлении собрать подушки и расправить простынь. Однако нужно было подниматься и идти в душ, пить кофе…

Ромуальд провёл ладонью по шее. Пробежка на сегодня отменялась.

Стремление принять душ вылилось в ещё один спонтанный секс, для которого так удачно в кармане джинсов завалялся последний презерватив.

Насколько спонтанно, настолько же потрясающе. Время от времени Ромуальд ловил собственное отражение в зеркале, но, по большей части, не занимался самолюбованием, а наблюдал за Илайей, стоявшим лицом к зеркалу, а потому прекрасно себя видевшему. Точнее, он мог бы увидеть, если бы хоть на мгновение открыл глаза. Но он жмурился, под сомкнутыми веками бликами озаряли всё искры. Он запускал ладонь в волосы, всё время спадающие на лицо, старался убрать их назад. Он дышал учащённо. Рубашка, небрежно наброшенная на плечи, норовила всё время с них соскользнуть. Илайя чувствовал себя немного неловко, потому и не решался открыть глаза, сомневаясь, что чисто эстетически сам себе понравится в итоге. В конце концов, он всё же немного переборол неизвестно откуда появившуюся у него стеснительность, приоткрыл один глаз, затем второй. Распахнул их широко, глядя на Ромуальда.

К счастью, проснулись они рано, потому пока в квартире царил полумрак, и ванная комната не стала исключением. Сюда пробивался серенький свет, но этого явно не было достаточно для полноценного освещения, а электрические лампы не горели, поскольку никто не удосужился их включить.

Этот полумрак спасал положение.

Илайя повернул голову, ища возможность прикоснуться к губам Ромуальда. Поддразнивая, касаясь их кончиком языка, позволяя втянуть себя в очередной поцелуй. Он застонал, но получилось в итоге лишь невразумительное нечленораздельное мычание. Почувствовал, как Ромуальд перехватил его поперёк живота, прижался губами к шее, провёл языком по солоноватой коже, чуть сжал зубы на мочке уха.

И потянул за собой в душ Илайю, стянув с него рубашку и бросив её на пол…