Bittersweet (СИ)

Такими методами он не опровергнет, а лишь подтвердит теорию, согласно которой не испытывает особых чувств, только пользуется доступным телом, периодически практикуясь на нём, пока не найдёт подходящее и более желанное.

Ему не хотелось, чтобы Илайя строил в мыслях такую теорию. Не хотелось, чтобы их отношения со стороны выглядели поверхностными, не несущими в себе вообще ничего, не имеющими иной основы, кроме желания, ставшего в своё время чем-то вроде катализатора, методично разрушившего хрупкий карточный домик, в стенах коего Ромуальд прятался на протяжении длительного времени. Чтобы обозначить приоритеты и расставить все точки над соответствующими буквами, следовало потратить не один час из жизни, выбрав для переговоров нейтральную территорию.

Они договорились, что не переступят порог квартиры до тех пор, пока не придут к пониманию, что все недомолвки остались в прошлом, а над отношениями не довлеет призрак прошлых неприглядных поступков, что со стороны одного, что со стороны другого. Быть может, они позабыли об этом временно, но теперь следовало пробудить в себе все неприятные воспоминания, разобраться с ними и оставить в прошлом. Если получится это сделать.

Илайя по привычке думал о дне рождения, и о том, что ему традиционным сценарием предписывалось веселиться, ну, или хотя бы улыбнуться. Но праздничного настроения не было, собственная реакция на разговор Ромуальда с коллегой заставляла чувствовать себя крайне неловко. Однако ему действительно осточертела Прим со своими попытками добиться внимания со стороны Ромуальда. Илайя помнил отлично, что в самом начале знакомства, когда актёров знакомили между собой, а о графике репетиций разговоров не заходило, он вполне мило общался с Примроуз. Она пару раз ему улыбнулась, вполне очевидно флиртовала. Очевидно, но ненавязчиво. Теперь же она именно навязывалась, а не мягко привлекала к себе внимание. Или он начал иначе воспринимать и характеризовать поведение окружающих людей, видя иные стороны, скрытые от взгляда прежде.

Не имея заинтересованности в личности Ромуальда, он и сейчас выпускал бы их общение из вида. Но ловя на себе взгляды партнёра по сцене, вспоминая всё время, проведённое вместе, он с грустью понимал, что это не так уж мало в его жизни. И на первых порах отказаться от сложившегося порядка будет сложно. А работать в проекте, глядя на зарождение новых отношений между коллегами, одного из которых любишь – практически нереально. Мазохизм в чистом виде.

Вот чего Илайя не хотел, так это становиться одним из тех истеричных типов, что, прячась за кулисами, глотают украдкой слёзы, а потом оправдывают красные глаза нежданно нагрянувшей аллергией на пыльцу, если сезон подходящий, или на пыль, если других аллергенов в пределах досягаемости нет.

Они сидели за самым дальним столиком, скрытым от посторонних глаз. Перед каждым стояло по чашке кофе. К напитку никто не прикасался. Ромуальд крутил в пальцах упаковку с сахаром, Илайя – ложечку. Тем и ограничивались.

– Наверное, мы начали не с того, – произнёс Ромуальд, понимая, что они, в принципе, могут здесь просидеть до самого утра, ничего толком не решив.

– Например?

– Например, когда разговаривали в парке. Знаешь, я часто об этом думал и продолжаю думать. О наших отношениях, о том, как они начинались и во что перешли. Мне не нравится многое из моих поступков, хотя, наверное, сложно догадаться, что это так. Мне не хочется вспоминать о том, что я делал тогда. По сути, всё было не так давно, но кажется, будто в прошлой жизни. Старательное лоббирование собственных интересов, отказ прислушиваться к чужому мнению и невероятное сожаление о своей несчастной судьбе. Не знаю, могу ли сейчас утверждать, что значительно повзрослел, но, кажется, что за последние полгода я сумел приблизиться к исполнению мечты Челси.

– А своей? – поинтересовался Илайя, усмехнувшись.

Одного жеста оказалось достаточно, чтобы понять, в каком настроении он сейчас находится, какими мыслями занят и готов ли к диалогу.

По всему выходило, что Илайя не планирует разыгрывать трагедию в лицах, заламывать руки и начинать бросаться упрёками, обвиняя и возвращая Ромуальда на исходную позицию, не наседая на него с воплями: «Ты виновен. Свою вину тебе никогда не искупить».

Ничего подобного не наблюдалось.

Илайя с готовностью откликался на предложение поговорить и не планировал уходить в глухую несознанку, обязывая собеседника искать подход, задавать наводящие вопросы и носиться вокруг в попытке по вздоху понять, где именно совершил промах.

– И своей тоже. Но мы ведь не об этом говорим, правда?

– Правда.