Bittersweet (СИ)

На первых порах Ромуальд и, правда, старался быть нежным, усыпляя чужую бдительность. Не применял плётку по прямому назначению – нанося удары – вместо этого только водил её хвостами по коже, позволяя Прим привыкнуть к таким прикосновениям. Говоря откровенно, он понятия не имел, насколько это приятно или отвратительно, да и узнавать не собирался, потому что в его руках плётка должна была стать не источником странного, несколько извращённого удовольствия, а, скорее наказанием и той вещью, что причинит боль.

Прим благополучно пропустила момент, когда настроение Ромуальда изменилось, и от того коварного соблазнителя, готового отправить Аркетта на все четыре стороны, не осталось и следа. Во взгляде вновь появился холод, ладонь сильнее перехватила рукоятку, а прикосновения плети из ласкающих превратились в самые болезненные, до отвращения. Плечо через ткань обожгло болью, и Примроуз вскрикнула. На мгновение ей показалось, что хвосты разорвали кожу, и ткань сейчас пропитывается кровью.

– Какого чёрта?! Что ты себе позволяешь?!

– Вот и я хотел бы задать тот же вопрос, – усмехнулся Ромуальд, вновь размахиваясь и нанося очередной удар.

Прим отшатнулась назад, немного не рассчитала и спланировала с пуфика вниз. Она сидела на полу, широко расставив ноги, упираясь ладонями в пол, халат сполз с одного плеча. Наверное, могло показаться, что поза вышла провокационной, но ничего эротичного в этом зрелище не проглядывало.

Плеть вновь рассекла воздух, приземляясь как раз на обнажившееся плечо…

Примроуз не могла точно сказать, как долго это продолжалось, она вообще потеряла счёт времени, понимая, что здорово просчиталась, совершив подобный поступок. Сначала оступилась, решив встретиться с Ромуальдом на территории своего дома, потом – когда собственноручно вложила в его руки ту вещь, от которой теперь страдала. Ромуальд не слышал, как она просила его остановиться, оставаясь глухим к её просьбам. Он ухватил её за ворот халата, рванув на себя и отшвырнув к кровати. Приземление получилось мягким, но Прим всё равно всхлипнула. Тело горело огнём, казалось, что по нему не просто плёткой прошлись, а содрали заживо кожу, и ныне воздух прикасается не к внешним покровам, а непосредственно к мясу.

По щекам катились слёзы, макияж из идеального превратился в отвратительную маску с размазанной тушью, и помадой, которая теперь наверняка смотрелась, как кровавая рана на некогда безупречном лице.

Примроуз ничего не говорила, она могла только кричать или лепетать, прося остановиться, но Ромуальд отказывался слушать. Зато его речь была продуманной и ясно давала понять, что планы относительно уничтожения Аркетта лучше позабыть, подобно страшному сну и никогда к ним не возвращаться. Даже не допускать мыслей об этом и уж точно – стоит отказаться от уверенности в правильности утверждения, гласящего, что шлюха должна умереть, потому что шлюха здесь только одна. И это не Илайя.

– Прекрати! – Примроуз сорвалась на фальцет, услышав, как Ромуальд вновь размахивается, намереваясь ударить.

Закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Надеюсь, свою точку зрения я объяснил доходчиво, – усмехнулся Ромуальд, прижав рукоять плётки к подбородку Прим и заставляя запрокинуть голову.

Ответа не последовало. Примроуз дрожала, а дар речи её временно покинул. На фоне недавних событий её колотило в беззвучной истерике. Подрагивающие пальцы провели по коже. Примроуз была уверена, что на подушечках останутся алые следы, но Ромуальд действовал пусть жестоко, но осторожно. Никаких ран, только покраснения, которые, несомненно, уже через пару часов исчезнут. И никому не докажешь, что это действительно было избиение, а не постельные эксперименты.

Не дождавшись ответной реплики, Ромуальд вышел из комнаты, прихватив с собой плётку. Ванную долго искать не пришлось. Ромуальд швырнул плеть в раковину, пустил воду и несколько раз шумно выдохнул, только потом потянулся к воде, набирая полную пригоршню, старательно смывая с губ не стёртые до конца остатки косметического средства и воспоминания о прикосновении, которое показалось ему не совсем пресным, скорее отвратительным, как и сама личность партнёрши по сцене.

– Идиотка, – выплюнул с отвращением и покинул ванную, оставив воду включённой.

Направляясь к выходу, он всё-таки соизволил заглянуть в спальню. Примроуз продолжала сидеть на кровати, обхватив себя руками. Волосы растрепались, пояс на халате окончательно разошёлся. Макияж размазался основательно, но девушка не придавала этому значения. Она вновь водила пальцами по плечам, желая удостовериться, что на коже нет ран.

– Не пытайся трогать того, кем я дорожу. Держись от него как можно дальше и, прежде чем набирать очередную угрозу, подумай несколько раз, потому как за это можно дорого поплатиться, – произнёс равнодушным тоном.

– Ты чокнутый садист.

– Может быть. Но я хотя бы не пытаюсь запрыгнуть на первого встречного, и это плюс к карме.

– Думаешь, что победил в этом противостоянии? – спросила Прим, не оборачиваясь, но ощущая тяжёлый взгляд на затылке.