Наверное, прислушавшись к логике, стоило продраться сквозь толпу, найти ускользнувшую эротическую мечту, ухватить её за плечи и поинтересоваться, что за хрень только что была, но Ромуальд этого не сделал. Ему было не до выяснения отношений. Ему вообще ни до чего не было дела, кроме собственных ощущений, сконцентрированных ниже пояса и доставлявших определённые неудобства.
Он сотню лет не практиковал ничего подобного, но сейчас просто не было другого выхода. Он чувствовал себя ничтожеством и идиотом оттого, что повёлся на чужой пристальный взгляд, оттого, что готов был пойти на измену, оттого, что представлял, как в этом проклятом клубном туалете находится не в одиночестве, а вместе со своей безымянной звездой. Практически наяву видел, как разворачивает его спиной к себе, кусает маняще подставленную шею, прихватывает мочку уха, вдыхает аромат одеколона, лижет кожу на загривке. И в ответ на свои действия получает живой отклик. Видит, как трепещут ресницы, а к истерзанным губам приливает кровь. Видит, как впивается в этот глупо-большой рот поцелуем и проталкивает внутрь язык, вспоминая, что собой представляет это действо.
Без особой нежности, без длительных прелюдий. Банально клубный трах.
Но ничего этого не было. Он находился здесь в одиночестве, прижимался спиной к холодной стене и дрочил на образ незнакомого парня, о котором не знал ничего. Сомневался, что в будущем представится возможность узнать лучше, но, по большей части, даже не жалел об этом. Меньше соблазнов, меньше возможностей изменить Джулиану, пусть даже тот давно сказал, что не станет осуждать.
Какая нелепость – дрочить, вспоминая образ того, кого видел первый и последний раз в жизни.
Нью-Йорк с его двадцатью миллионами жителей. Какова вероятность встретиться вновь? Её вообще нет.
– Маленькая. Блондинистая. Сучка, – выдохнул прерывисто, вспоминая насмешливую ухмылку вкупе с неприличным жестом.
Как же хорошо, что он исчез, растворился в этой толпе и больше не показывался на глаза. Как же здорово, что ошибки, нарисованные в перспективе, не перешли в жизнь.
Пожалуй, только за это следовало вынести благодарность прекрасному видению с полным отсутствием манер.
Манящий и недоступный. Идеальное сочетание.
Когда Ромуальд вновь оказался на пороге квартиры, события вечера слегка его отпустили. Но впервые он не задержался у двери, не толкнул её, отворяя осторожно, не подошёл к спящему Джулиану, не погладил по волосам и не прошептал, что любит, потому что после сегодняшнего инцидента в правдивости своих слов уже сомневался.
========== 6. ==========
Soundtrack: Eisbrecher - Nachtfieber; Delain - We are the others
Нужно что-то менять.
К такому выводу Илайя пришёл, спустя несколько дней мучительных размышлений, а потом, когда решимость достигла кульминации, отправился к своему непосредственному начальству и положил на стол заявление об увольнении. Быть может, поступил опрометчиво, не озаботившись заранее запасным аэродромом, но внезапно накрыло осознанием, что эта работа его слегка подзаебала.
Какая ирония. Удивительно, что не слишком. А ведь вполне могла, если уж на то пошло.
Начальство заявление подмахнуло, задерживать работника особо не стало, потому сейчас Илайя находился в подвешенном состоянии, не зная, кому продать свои бесценные навыки и умения, которых практически не наблюдается.
Рыдать, правда, не стал, наоборот, посчитал, что жизнь удалась, и отмечать увольнение отправился в ночной клуб, прихватив в качестве сопровождающей бывшую сотрудницу. Она предложение приняла незамедлительно, отказываться не стала, и вечер был вполне милым. Потом, правда, Илайя остался в гордом одиночестве, девушка нашла себе ухажёра, остаток вечера провела вместе с ним. Прежде чем покинуть заведение, Илайя посчитал своим долгом найти знакомую, уточнить: точно ли она желает остаться или поедет домой? Она выбрала первый вариант, на этом моменте дороги обоих окончательно разошлись.
Илайе казалось, что вечер пройдёт без происшествий, но судьба приготовила ему сюрприз на прощание. Внимание со стороны какого-то индивида, откровенно смотревшего на него в течение длительного времени, а потом решившего перейти от обмена взглядами к более тесному общению.
Ничего не вышло.
Илайя, к тому моменту разочаровавшийся в собственных планах, на знакомство с кем-либо не был настроен, потому поступил в соответствии с желаниями, противоречащими чужим фантазиям. Не приблизился, не оперся на барную стойку, попутно повернувшись к соседу и заводя необременительную беседу о том, об этом и о сотне других мелочей, которые можно сообщить. А можно не сообщать, поскольку собеседника они не волнуют абсолютно.