Bittersweet (СИ)

Прохладный воздух скользнул по обнажённой коже, отрезвляя немного. Илайя окончательно оторвался от действительности, иными словами нереально было объяснить, почему он не придал значения моментам, когда его избавили от одежды. Равно как и упустил из вида те моменты, во время которых Ромуальд сам успел раздеться, и теперь между ними не было никакой преграды в виде нескольких слоёв ткани, только тёплая кожа под пальцами, горячее дыхание на губах, неизменно переходившее в прикосновения, влажные поцелуи, которым не было конца. Скольжение ладоней по телу, всюду и везде, окончательно отброшенное в сторону смущение, которого, кажется, не должно было оставаться в их отношениях, но почему-то проскальзывающее время от времени. И собственный голос, звучащий крайне необычно, непривычно и не так, как в любое другое время, за пределами спальни, за пределами постели. Он доносился будто через слой ваты, потому и был настолько приглушённым, просящим, с умоляющими интонациями. Продолжать вести себя, словно ничего не происходит, уже оказалось нереально. Это и прежде было невозможно, но мелькали проблески, пытавшиеся убедить в обратном. Теперь Илайя совершенно точно готов признать собственное поражение в пари. В споре, заключённом ради шутки, проигранном, но не разочаровавшем результатом, полученным в ходе эксперимента.

– Давай же, – прошептал Илайя.

Он собирался продолжить фразу, но вместе с тем понимал, что щеки моментально порозовеют, как только с губ сорвётся всего два слова. Почему-то во время секса по телефону это его нисколько не смущало, более того, возбуждало нереально, но, находясь рядом с Ромуальдом, он моментально забывал о даре красноречия, коим, в принципе, обделён не был.

Наверное, ещё один из талантов мистера Эгана-младшего.

Ромуальд над ним издевался, ничем иным нельзя было объяснить его поведение. Этот пристальный взгляд, прикосновение кончика языка, скользнувшего по губам, размеренный и немного ленивый тон:

– Что именно?

– Тебе обязательно меня смущать?

– Само собой.

Ромуальд осторожно прикоснулся ладонью к щеке Илайи, погладив, улыбнулся соблазнительно и… широко распахнул глаза в удивлении, поняв, что его перехитрили. Вместо того чтобы дышать, уподобившись загнанному скакуну, томно и мягко ластиться к ласкающей руке, шептать еле различимо единственную просьбу, будто поставленную на повтор, Илайя решил перехватить инициативу. Он улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, отчего выражение лица получилось не радушным, а достаточно хитрым и как будто немного лисьим.

Странная ассоциация, но именно она первым делом напрашивалась, стоило только подумать о том, как можно охарактеризовать улыбку Илайи в этот момент.

Рука скользнула по груди, едва-едва прикасаясь, дразня только самыми кончиками пальцев.

Илайя запрокинул голову и зажмурился, опускаясь сверху и начиная двигаться, медленно-премедленно, самостоятельно контролируя ситуацию. С губ сорвался томный выдох, не наигранно-показательный, а самый искренний из всех возможных, возбуждающий, проходящий по нервным окончаниям и отзывающийся огненными искрами под кожей. Ромуальд положил одну ладонь на талию, проводя по коже, перемещаясь на спину, поглаживая поясницу и очаровательные ямочки на ней.

В отличие от Илайи, он не закрывал глаза, напротив, увлечённо наблюдал за процессом, ловя все оттенки эмоций, отражённых на лице. Каждое движение губ или подрагивающих ресниц. Он сожалел о невозможности заглянуть Илайе в глаза, чтобы увидеть потемневшую до черноты радужку; без этого картинка казалась неполной, а Ромуальду отчаянно хотелось запечатлеть в памяти каждый штрих, каждую деталь.

В этом облике будто прочитывалось одно желание, а, может, просьба. Или приказ?

Смотри на меня, наслаждайся, лови кайф от возможности наблюдать.

Ромуальд наблюдал. В сознании отпечатывалось малейшее изменение, мимолётное движение.

Он запустил ладонь в волосы, потянув их, заставив Илайю наклониться ниже, прижался к губам, проталкиваясь языком в его рот, услышал очередной стон.

Пальцы в последний раз скользнули по спине, осторожно провели вдоль позвоночника, чтобы в дальнейшем переместиться на бедро, поглаживая.

Илайя всё-таки соизволил открыть глаза, и этого взгляда было достаточно, чтобы испытать гамму чувств и эмоций, чтобы перехватить это настроение, заразившись им, как гриппом. Сильнее сжать пряди волос, намотанные на руку, а второй ладонью провести по члену, истекающему смазкой, обрисовать пальцами вступающие вены, коснуться мокрой головки, получив в награду ещё несколько стонов, тихих, неразборчивых, расплавленных и утонувших в соприкосновении губ, раз за разом.

Вновь и вновь.

Ромуальд не позволял Илайе отстраняться, продолжая терзать этот рот, вылизывая его, чуть прикусывая язык, а потом проводя по нему своим. Ладонь скользила по члену, и было видно, что эта постельная битва не продлится долго.

Совсем немного, и…