В понимании Рюриковичей, Русская земля – это, в первую очередь, общее наследство, на которое имеют право все члены династии, а не какое-то национальное образование. Этот факт в значительной мере и определял всю внешнюю политику древнерусских княжеств. Посягательства любого Рюриковича на «не свое» княжество или даже на стольный Киев могло осуждаться, но в целом признавалось вполне допустимым. В то же время об истреблении рода соперника не могло быть и речи. Хотя в XIII в. многие князья имели разве что общего прапрадеда, в общественном мнении все они считались близкими родственниками – «братьями» при равноправном статусе, «отцом» и «сыном» в случае вассальной зависимости. На поле брани князь не считался неприкасаемой особой, но казнить его, убивать из-за угла, а тем более уничтожать его потомство запрещалось. Недаром первыми святыми Киевской Руси стали именно жертвы «братоубийства» – князья Борис и Глеб, в общем-то, ничем не проявившие себя как христианские подвижники, а не их «равноапостольный» отец Владимир Великий, убивший (еще будучи язычником) старшего брата.
С другой стороны, Рюриковичам было абсолютно чужда династическая экспансия. У соседнего государства могли отобрать часть территории, посадить в нем на трон марионеточного правителя, но ни одной попытки захватить соседнее государство целиком или посадить в нем представителя «племени Володимерова» история Киевской Руси не знает. Стоит отметить, что и соседи подобных попыток не предпринимали (случай с вокняжением в Галиче венгерского королевича – результат сугубо внутренней борьбы боярских партий, да и закончилось это для иноземного претендента неудачно). Конечно, все это касается только отношений Руси с ее христианскими соседями. В войнах с языческими племенами о какой-то морали, даже в ее средневековом понимании, не могло быть и речи. С точки зрения церкви, борьба с «идолопоклонниками», захват и колонизация их земель – вещь не просто нужная, а обязательная для христианского монарха. Конечно, политическая реальность вносила свои коррективы и сюда. Если со слабыми и не особо воинственными угро-финскими племенами особенно не церемонились, то с другими «погаными» – половцами – приходилось считаться. С кочевниками заключали мир (иногда с обменом заложниками), вступали в военные союзы против родственников и христианских соседей и даже женились на дочерях их ханов (при условии крещения).
Можно не сомневаться, что не будь постоянной «подпитки» восточно-европейских половцев свежими, приходящими из-за Волги ордами, они бы довольно быстро осели, крестились и ассимилировались. В любом случае союз с половцами против монголов выглядит вполне естественным и закономерным. Занявшие все степное пространство от Дона до Дуная кочевники были основными сухопутными соседями тогдашней Украины-Руси. Кроме них южные княжества имели непосредственную границу, не считая других владений Рюриковичей, с Польшей, Венгрией, балтским племенем ятвягов и племенами влахов – предков современных румын. К моменту битвы на Калке ни один из этих соседей особо серьезной угрозы не представлял. Князья, в первую очередь Мстислав Удатный, не боялись удара в спину и поэтому выставили столь крупное для средневековья войско.
Западные соседи Руси переживали тогда не лучшие времена. Начнем с Польши – по большому счету, основного европейского партнера и противника Киевской Руси на протяжении всей ее истории. После окончательной утраты Причерноморья именно с этой страной Русь поддерживала наиболее тесные экономические, политические и династические связи. Впрочем, как и в случае с Киевской Русью, к моменту битвы на Калке уместнее говорить об отдельных польских княжествах, а не едином государстве. И так же как на Руси, помимо племенного единства, княжества эти объединялись общей династией. Легендарным предком всех польских князей считался простой крестьянин (или колесник) Пяст. Первым исторически достоверным польским князем считается Мешко (Мечислав) I, сын легендарного Земомысла, которому было суждено сыграть роль польского князя Владимира.