Битва за Иерусалим

Скорчившись, Гершон зубами прокусил вымпел, чтобы проделать в нем отверстия. Стрельба усиливалась. Гершон продел в отверстия веревку и привязал вымпел к самой макушке шпиля. Град пуль, тотчас же обрушившийся на него, не смог помешать, и флаг гордо реял на ветру.

*

Пока Гершон поднимал над фасадом флаг, в тылу Резиденции и в роще продолжали разворачиваться события. Был там среди прочих водитель и вестовой командира Иоси — Зерах, который еще до начала боя заручился обещанием, что его действия не будут ограничены только обязанностями водителя и что он сумеет быть как все — бойцом. Теперь Иоси представилась возможность осуществить свое обещание.

Зерах вместе с двумя служащими ООН тушил в Резиденции огонь, когда его вызвали к Иоси. Командир предложил ему отправиться на тыльную сторону здания Резиденции и установить в одном из окон пулемет, с тем, чтобы держать под контролем всю простирающуюся за парком северную рощу.

Зерах отправился туда и увидел ребят из роты Ашера Драйзина, которые с учебной фермы проникли в рощу и прочесывали ее. Вскоре появился и сам командир роты. Зераха послали к нему сообщить, что Резиденция уже взята. Надо, чтобы он предупредил бойцов нена_- роком не учинить перестрелки с разведчиками, находящимися в Резиденции.

Зерах явился к командиру роты и обнаружил, что тот бродит в самой глубине рощи в полном одиночестве, если не считать двух провожатых-солдат (остальные разбрелись куда-то к подножию крутых обрывов, их было не видно и не сльпшю).

Вокруг замелькали фигуры легионеров, десятками бегущих из рощи.

Настал час Зераха.

Он решил справиться собственными силами и пустился перебежками от дерева к дереву. Удирающие легионеры стреляли в него, но он. укрывался за стволами деревьев и, в конце концов, спрыгнув под обрыв, расположился там, как в окопе. Вдруг прямо на него выскочили пять легионеров. Он уложил троих, двое оставшихся распластались в низинке. Зерах с изматывающей медлительностью полез вперед и метрах в пятнадцати от цели швырнул гранату. Когда он спрыг-нул в низину, то нашел там пять окровавленных мертвых тел.

Сколько раз накануне своего боевого крещения Зерах, рисуя себе подобную встречу со смертью, ужасался… Но теперь, очутившись один на один с пятью обезображенными телами, он, к своему удивлению, не испытывал ни ужаса, ни страха. В данном месте и в данную минуту все это показалось ему естественным — и убийство, и смерть, и сами тела с их раскрытыми ртами и расширенными зрачками неживых глаз.

И снова Зерах принялся маневрировать от дерева к дереву, прижимаясь к стволам и слыша, как пули долбят кору. Свист их не прекращался. Зерах знал, что теперь весь огонь направлен на него.

Во время короткой передышки он вдруг заметил, как из-за бугра во весь рост поднимается легионер и взваливает на себя раненого собрата. Взвалил и понес под огнем, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону, весь на виду как на ладони.

Зерах следил за его спотыкающимся бегом, тронутый и пораженный доблестью вражеского солдата и человечностью его поступка. «Я вполне мог уложить их обоих, — говорит он. — Однако позволил им исчезнуть за деревьями. Этот парень был настоящий герой».

Зерах укрылся за бугром, только что оставленным легионером и его раненым товарищем, пережидая огонь. Он вспомнил, как в полдень стоял перед Резиденцией Верховного комиссара, как впереди и позади рвались снаряды и какой он при этом испытывал страх. Он знал, что каждый такой снаряд может стереть его с лица земли, и думал о своих детях. Они останутся сиротами, думал он, вот в чем беда. Но с другой стороны, еще страшней, если нам не удастся остановить ле-гион и мои дети попадут в руки иорданцев. Нет выбора. Приходится драться, отдавая все, что ты можешь, чтобы получить то, без чего твоя семья перестанет существовать.

«Если вернешься живым, — думал он далее, — значит, ты в выигрыше. Если не вернешься, ты тоже не проиграл: что-то все-таки сделал, чтобы избавить жену и детей от самого страшного».

Его самого сильно озадачил этот ход мыслей. «Не из тех я, — свидетельствует о себе Зерах, — кто любит заниматься самоанализом. Не в моих привычках умничать да размышлять. Очень меня удивило, что я вот так вдруг свожу счеты со своей совестью».

Теперь, когда он лежал в яме за бугром, его уже не беспокоили навязчивые мысли и сомнения. Миновав ворота Резиденции, он почувствовал, что все мосты сожжены и его уже ничто не остановит.