Битва за Клин

«23.30. 11‐й пп (мот.) получает по телефону окончательный приказ о вступлении в бой. Передовая оборонительная позиция теперь проходит 1 км восточнее Спас-Коркодино – восточная окраина и северная окраина Бутихи – северный край севернее Русино – Гафидово – высота восточнее Бабайки – восточный и северная окраина Красильня – [место] впадения Лутосни в Сестру…

Для прохода через новый передний край обороны назначается следующее время: 11‐й пп (мот.) начинает в 24.00, до 1.00. 53‐й пп (мот.) начинает в 1.00»[911].

Соответственно была оттянута и артиллерия дивизии: легкий дивизион был отведен в район Воронино – Губино, юго-западнее Воронино, а тяжелый дивизион – в район Опалево – Голиково[912]. Пока немецкие войска совершали очередную перегруппировку, наши части их побеспокоили только в одном месте. В 20.00 началась атака на Доршево, которая через полтора часа была отбита[913].

Записи этого дня в 14‐й моторизованной дивизии заканчивается изложением общей обстановки под Клином.

«00.05 Основания, по которым вдруг потребовалась делать ночную переброску войск, были следующие: очень серьезная ситуация западнее и севернее Клина. В настоящее время противник большими силами атакует Клин с севера. Он перешел дорогу Клин – Калинин на запад, проник с войсками неизвестной силы в лес к северу от Клина и постепенно просачивается в район Голяди (западнее Клина). Он грозит ударом в район к западу от Клина, который беспримерно полностью закупорен службами снабжения, колоннами и т. д., важнейшим жизненным артериям. Кроме того, там находятся все медицинские учреждения, полные ранеными!»[914].

Еще до выхода наших войск на коммуникации противника из‐за транспортного коллапса нарушилось снабжение боеприпасами. Эта проблема стала тревожить не только 14‐ю моторизованную дивизию, но и ее соседей. Было получено обещание подать боеприпасы в Воронино или Слободку[915]. При этом пехотные боеприпасы в этом районе должны были сбрасываться с транспортных самолетов[916]. В конце концов, проблему удалось разрешить.

В боях с группой Хетагурова западнее Рогачево приняло участие еще одно немецкое соединение: 7‐я танковая дивизия. Ей, как и 14‐й моторизованной, предстояло взять на себя оборону восточного фланга Клинской группировки. Пока в состав группировки, оборонявшейся непосредственно в Клину, уже включился ее 25‐й танковый полк. К этому времени его силы резко уменьшились. В полку осталось 24 танка и три штурмовых орудия[917]. Но это было больше, чем у любой из танковых бригад 30‐й армии. Остальные части 7‐й танковой дивизии отступали с рубежа канала Москва – Волга, примыкая к правому флангу 14‐й моторизованной дивизии. 29‐я стрелковая бригада 1‐й ударной армии, которая вскоре станет главным противником 7‐й танковой дивизии, сильно отстала от врага и на несколько дней полностью утратила соприкосновение с ним. Поэтому до поры до времени немецкой дивизии приходилось вести борьбу, в основном, только с рельефом местности и холодом.

Начальник штаба 30‐й А и второй командующий левой группой Г. И. Хетагуров.

Накануне, в течение ночи на 8 декабря, части 7‐й танковой дивизии отходили на линию Рогачевского шоссе. К утру группа Линбрунна (37‐й и 57‐й разведывательные батальоны, 2‐й батальон 7‐го стрелкового пока) обосновалась на линии Романцево – Бородино, группа Мантейфеля (6‐й стрелковый полк и 7‐й мотоциклетный батальон) – на линии Телешово – Поповское. Таким образом, была установлена связь с 14‐й моторизованной дивизией. Боевое охранение оставалось в Малыгино, Мал. Телешово, Ведерницы и Черных[918].

Этот маневр противника прошел абсолютно незаметно для командиров левофланговой группы 30‐й армии, и уже не существовавшая в действительности угроза с восточного и южного направления оказывала серьезное влияние на их решения. В уже цитировавшемся донесении Г. И. Хетагурова сказано:

«Особенно беспокоит меня группировка противника Синьково – Зверково на участке 1‐й армии. Считаю, что удар им наносить с левого фланга не верно. Надо было бить правым флангом, и успех был бы обеспечен. Мы им освободили Бунятино – Подвязново и следовало бы это использовать ударом с севера.

Своим топтанием они угрожают нашему левому флангу. Прикрытие у меня есть, но мало. Следовало бы помочь мне обеспечить прочно свой левый фланг или действиями 1‐й армии, или пусть выбрасывают специальный отряд по Яхроме и обеспечению Рогачево»[919].

По существу начальник штаба 30‐й армии был прав, но только отчасти. Сосредотачивать основные усилия на левом фланге 1‐я ударная армия начала с первого дня наступления, еще 1 декабря. И в первую очередь этого от В. И. Кузнецова требовал командующий фронтом. Конечно, в дальнейшем, потеря 29‐й стрелковой бригадой контакта с противником была серьезным упущением. Но не меньшим упущением было отсутствие разведки со стороны войск левофланговой группы 30‐й армии. Выслав после освобождения Бунятино разведгруппы по дороге в сторону Дмитрова, можно было бы установить, что врага на этом направлении уже нет.