Затаившись в укрытии, Василиса напряженно наблюдала за вирником. Издали темное, сплошь покрытое водорослями и тиной чудище еще можно было бы принять за человека, но вблизи все сомнения исчезали. Вирник был высоким, худым, с длиннющими руками и короткими ногами. Выбравшись из камыша, он замер ненадолго на берегу и принюхался. Перепончатые уши болотного изгнанника зашевелились, широкий рот открылся, обнажая частые ряды грязных зубов, а маленькие белесые глазки внимательно осматривали окрестности. Вирник чуял еду, знал, что она рядом, но пока ничего не видел.
Сердце Василисы бешено колотилось, стук отдавался в ушах. Только бы не обнаружить себя! Не чихнуть, не шевельнуться, не притянуть к себе взглядом. Без волшбы на болотах, конечно, как без рук. Хотя, если придется выбирать между жизнью и выполнением странного поручения…
Додумать царевна не успела. Вирник повел уродливой головой, высокий перепончатый гребень на макушке встал торчком, и он уставился прямехонько в то место, где затаилась девушка. Еще немного, и заметит…
Не успел: среди прибрежных зарослей мелькнула фигурка в ярком платке, послышался всплеск, крик. Вирник, ломая кусты и шлепая лапами по грязи, ринулся на испуганный плачущий голос. Чарусаница! Уводит опасного хищника подальше – делает вид, что деревенская девчонка заблудилась в топях, и хорошо делает. Шум и плеск постепенно отдалялись и, наконец, стихли, только эхо от короткого смешка чарусаницы еще таяло в воздухе. Ай да подруженька болотная!
– Видать, долг и впрямь платежом красен, – лозовик удивленно крякнул, вновь появляясь словно из ниоткуда. – Еще б чуть-чуть…
Верно. Еще бы чуть-чуть, и пришлось бы возвращаться в Виров-град с пустыми руками. Интересно, что на это сказала бы мать? Как бы глянула?.. Будто воочию представив уставившиеся на нее разные глаза, Василиса невольно передернула плечами, борясь с противными мурашками.
Шурыш тем временем махнул ручкой в сторону озерной заводи:
– Так, ну все. Сейчас лодочку быстренько доплету и поплывем, царевна. Знаешь, лучше так и лежи тут, а то ты будто медовый кисель – вся местная нечисть на тебя как мухи слетается.
Спасибо хоть с киселем сравнил, а не с чем похуже. Василиса в ответ чуть было не заметила, что люди лозовиков тоже нечистью считают, но сдержалась. Дедушка Шурыш хороший, он ей помогает, зачем его обижать?
Вербовая лодочка вышла на славу. Василиса аж не поверила сперва, что за какой-то час можно сплести такую плотную непромокаемую посудину из обычной лозы. Шурыш гордо подбоченился, демонстрируя свое творение.
– А что, царевна? Могём! Не боись! И тебя, человечку, выдержит, и меня, старого, в придачу. Весло я тоже сплел, коли не побрезгуешь грести. Умеешь весла-то в руках держать? Мозоли на нежных ручках не натрешь?
Василиса, не ответив, уже оттолкнулась от берега, и тут в челнок с воплями «А нас позабыли!» кубарем скатились с веток склонившейся над водой вербы трое лозников.
– Ятрыш-кукиш! Ишь, пострелята! Ужо я вас прутом-то приласкаю! – возмутился восседавший на корме Шурыш. – Объявились наконец!
«Пострелята» забегали по лодочке, косясь на царевну и делая вид, что дедовы угрозы их нисколько не беспокоят. Шурыш же, как ни пытался, не сдержал улыбку – по всему видать, в самом деле испереживался за внучат.
– Ну, знакомься, царевна. Этот, самый наглый да рыжий – Чубчик. Точно шило в одном месте имеет. Братишку его Листиком кличут, а вот Ясочка, – тут голос старика дрогнул и потеплел, – внученька моя любимая! А это сама царевна Василиса, дочь Матушки Юги, хозяйки Виров-града. Вы пошто сбежали? – тут голос Шурыша опять посуровел. – Сгинуть же могли!
– А мы, дедуня, с Кудрявчиком соседским поспорили, что чарусаницу позлим хорошенько и живы останемся, – заявил самый бойкий из внучат, веснушчатый, похожий на игривого котенка.
Да и все они походили на пушистых веселых котят, недаром весенние вербовые сережки называют котиками и барашками. Росточком пострелята были не больше ладони, как и положено лозникам; одноглазые, босоногие, а одеты все, даже Ясочка, в зеленоватые рубашки без пояса и штанишки. На макушках пострелят торчали острые ушки, словно узкие зеленые листочки вербы. Главарем, конечно, был рыжий Чубчик, но ни светловолосый братец Листик, ни зеленоглазая сестричка Ясочка в проказах от него не отставали. Все трое умудрялись говорить одновременно, дополняя друг друга:
– А еще мы цапель видели…
– …белых…
– …и голубых тоже…
– …а у старого явора…
– …засел дикий вировник…
– …волосатый…
– …а на башке гребень…
– …мы за ним следили…
– …да вас и приметили!..
– …а это что?..
– …никак шапку новую ты сплел?..
– …красива-а-ая!..
– …а мне старая больше нравилась…
Забавные малыши. Куда ж их теперь деть? Неужто дед назад вернется? Сомнения развеял сам лозовик:
– Вот что, внучки дорогие, обещал я Василису-царевну к оржавинику проводить, да только и вас тогда придется с собой взять, а это уж совсем ни к чему. Опасно вас одних отпускать, не наша здесь власть. Так что ничего не поделаешь, пошли-ка назад, а она уж пускай дальше сама. Лодка есть, весло есть – и без нас справится.