Битва за Лукоморье. Книга 3

Рудные топи, да еще осенней ночью, не самое подходящее место для отдыха, но Василиса провалилась в сон мгновенно.

* * *

– Ты что же, не ложился даже, дедушка?

Утро было сырым и хмурым, а болото укутывала плотная пелена тумана. Ни просвета, ни проблеска, даже Шурыша, сидящего недалеко от шалаша, Василиса еле разглядела.

– Я старый, могу и вовсе не спать, – откликнулся лозовик, немедленно добавив: – Не то что неженки человечьего роду! Покараулил, заодно вот обувку тебе сплел, дальше простой дороги не будет, а для топи мокроступы в самый раз. Небось до такого не додумалась куцым своим умишком?

Будто лопатки: рамка из крепких прутьев, середка лозой заплетена, снегоступы напоминают. В таких по трясине идти можно, не провалишься. Да, про них царевна не подумала, собираясь в дорогу, а ведь знала, куда идет. Прав дедушка, «куцый умишко» был слишком занят размышлениями о другом…

Трясина издавала странные звуки, будто обжора, сыто рыгающий после плотного обеда. А вверху – еще и тихий шорох. Птицы?..

Внучата Шурыша вылезли из шалаша и засуетились вокруг, но толком поиграть им не дали – пора было отправляться в путь. Наскоро перекусив влажным хлебом и мясом, Василиса закинула короб с листоухими за спину и, оглядевшись, пробормотала под нос:

– Как же тут рассмотреть, куда идти?

– Рассмотрю, не волнуйся, – немедленно отозвался дед Шурыш, – я одним глазом вижу больше, чем некоторые – двумя. Да мы и по запаху, и по теплу почувствуем. Парит там, туман этот – дух смрадный от Резопупа.

А вонища и впрямь все сильнее, аж в нос шибает, но привыкнуть можно ко всему. Многие век живут в грязи и смраде – и даже не замечают, помыслить не могут, что может быть иначе.

Шли осторожно. Впереди Шурыш, за ним прощупывала дорогу своим длинным посохом Василиса. Трясина под ногами пружинила и прогибалась. Туман слегка рассеялся, поднялся, но до конца не исчез, и лучи солнца едва пробивались сквозь клубящуюся завесу над головой. Становилось все теплее, парило, будто снизу кто-то невидимый подогревал гигантскую чашу. Болотоступы, конечно, выручали, но несколько раз царевна едва не провалилась в прикрытые ряской и водорослями «окна». Всякий раз лозовик успевал протянуть гибкую, но крепкую хворостину, помогая сохранить равновесие. В одиночку, без магии сюда не сунешься, даже если всю жизнь на болотах прожил. Если бы не случайные попутчики…

Передохнули только добравшись до относительно сухого островка среди топей. Дед принялся плести что-то мудреное, а Василиса блаженно привалилась к покрытому лишайниками, кривому и хилому сосновому стволу и прикрыла глаза. Шурыш был прав, когда говорил, что «дальше будет веселее». Когда все тело от усталости ноет – не до горестей душевных, радуешься, что просто жива. Одно хорошо, что комаров и гнуса нет, а то зудели бы над ухом. А так – только булькают, выходя из глуби топей, пузыри, да шелестят вверху крылья невидимых летунов. В этом Шурыш все же ошибался – летают тут птицы.

* * *

Сколько еще верст в тумане они одолели, снявшись с привала, Василиса сказать бы не смогла – ей казалось, что путь сквозь трясины занял целую вечность. Но любая дорога когда-нибудь да кончается.

– Все, – выдохнул лозовик, – на месте. Ятрыш-кукиш!

Василиса выпустила из короба лозничков и отерла пот со лба, разглядывая висящую на месте неподвижную стену плотного тумана. Они дошли до границы, которую царевна никогда раньше не пересекала – дальше лежали владения Ражитопа Безрадушного.

Казалось, густой желтовато-серый воздух перед ними можно черпать ложками, как прогорклый кисель, только никто на такое лакомство не позарится. И как в такой беспросветной мгле дорогу сыскать, ведь там даже на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь? Ползком, что ли?.. Еще и попахивало оттуда чем-то гнилостным, неуловимо-отвратным. Словно нужник недавно почистили.

На душе стало так тоскливо, что впору руки опустить, присесть на кочку да заплакать. А вот листоухие, выбравшись из короба, принялись скакать вокруг, зачарованно охая и ахая в предвкушении грядущего приключения, да и дед глазом своим не моргнул, будто каждый день здесь ходит.

– Туточки он, – беспечно произнес он, оглаживая бороду, – в самой трясине-оржавине и сидит. Недолго осталось.

Василиса поправила платок, сжала покрепче палку и решительно шагнула вперед. Показалось, будто ее ударили под дых да швырнули в натопленную баню – настолько горячим и плотным оказался воздух в царстве Ражитопа. Влага мгновенно пропитала волосы и одежду, залезла за шиворот, прокралась в рукава и сапоги. В стене тумана и в самом деле было невозможно ничего разглядеть, но предусмотрительный Шурыш успел сплести из лозы что-то вроде крепкого кнута, протянул один конец Василисе – держись, мол – и повел вглубь топей.