– Не получается. Другие боятся со мной дружить, нечистью кличут, – грустно протянула болотная дева, проведя рукой по длинной шее и откинув в сторону невесомые, ходящие волнами пряди. – Мало кто сюда заходит, а те, кто заходит, – обижают.
Василиса чудом – аж приложила ладонь ко рту – сдержала ехидный ответ.
– Мелочь пузатая меня сегодня опять дразнила, – продолжала жаловаться чарусаница. – Все кувшинки перевернули, лихи зеленые, пришлось вот по твердой земле идти к соседкам, просить о помощи.
Не иначе без шкодливых внучат Шурыша не обошлось. Значит, неподалеку где-то шныряют…
– Не обращай внимания. Они маленькие, пошалят и одумаются.
– Так дом мой опрокинули вверх тормашками, как мне теперь там жить? Может, поможешь обратно перевернуть, а?
Хороша попытка, да не на ту напала.
– Прости, дел у меня много, а времени нет вовсе.
– Зря ты ко мне не хочешь, – вздохнула чарусаница, опускаясь на землю. Тряпье скрыло уродливые ноги, и теперь она опять казалась красоткой. – У меня хорошо, отдыхали бы вместе на ложе из кувшинок, рыбаков да путников мимохожих завлекали… Или у тебя есть милый?
– Есть, – улыбнулась Василиса.
– Расскажи о нем… Любит тебя, балует? Меня вот никто не любит… Ты своего любимого где нашла?
– На болоте.
– То-то же! Мои товарки смеются, говорят, на болоте никого путного не найдешь, – всхлипнула чарусаница.
– Еще как найдешь, – утешила царевна.
– Значит, буду искать. Приданое-то у меня есть. Сундук с золотыми перстнями да кругляшами чеканными, люди их денежками именуют, на них что хочешь купить можно. Показать?
Никак не успокоится лгунья болотная, очень уж ей хочется путешественницу в топь утащить.
– Приданое – это хорошо, – одобрила царевна, – только счастье не купишь. Слушай, а давай-ка лучше я тебе подарю что-нибудь?
Грустное личико сначала вытянулось от изумления, а мгновение спустя озарилось непритворной радостью:
– Подаришь! Взаправду? Не обманешь?
– Еще чего не хватало, несчастную девоньку обманывать, – приговаривала Василиса, роясь в котомке. Нарядов да украшений с собой на болото никто не тащит, но запасной узорчатый платок царевна прихватила. Вот и пригодился. – На вот, держи. Это тебе!
Чарусаница аж рот от изумления приоткрыла.
– Ты добрая, – прошептала, словно самой себе не веря, болотная русалка. – Ты на других не похожа, я вовек не отдарюсь.
– Пустое, – отмахнулась Василиса. – Мы же подруги! Носи на здоровье.
– Ах, спасибо! Побегу, похвастаюсь перед Желтопузкой и Растрепкой, какая у меня обнова есть! Прощай, подруженька!
Взмах длинной тонкой руки, промельк цветастым крылом-платком, и стройная фигурка тает в туманной дымке. Даже имени своего не назвала, егоза! И куда только подевалась неспешная походка вразвалочку…
– Ну, ты даешь, царевна! – Шурыш возник, будто из-под земли. – Беседы с чарусаницей вести! Совсем сдурела? Аль не на болоте всю жизнь прожила? Я как увидел, что ты с эдакой гнусью разговариваешь, обмер весь, думал, придется тебя из ее лап выдирать, чтоб не утопила.
Болота множество тайн хранят, даже для местных неожиданности в запасе имеются. Василиса при всем желании не смогла бы сказать, что знает родные места как свои пять пальцев. Но…
– Утопить лягушку не так-то просто, да и чары ее только на мужчин действуют. Она хорошая, несчастная только, – вздохнула Василиса. – Этих красавиц я еще в детстве навидалась, когда мы с другом по болотам лазили. Его чарусаницы частенько завлечь пытались. Ох, и сражались мы с ними, волшба-то в нас бурлила, выхода требовала… а ведь можно было и без волшбы, по-хорошему, как сейчас.
– Не со всеми можно по-хорошему, – назидательно взмахнул пальчиком Шурыш. – Раньше – можно было. Сейчас – нет. Топи у нас большие, всякое можно встретить…
Договорить дед не успел, осекся. Стало слышно, как ломится через заросли прошлогоднего сухого камыша что-то большое и шумно сопящее. Час от часу не легче! Это-то уж точно не чарусаница, а что-то потяжелее да погрубее…
Шумного незнакомца Шурыш опознал мигом. Схватив Василису за подол и дергая вниз, он громко прошипел:
– Ох, накаркал я! Прячься! Дикий вировник идет!
О том, что в топях водятся дикие вировники, которых люди ученые называют «ви́рниками», Василиса, конечно же, знала. Те, что встречались в Рудных топях, были изгоями, за страшные провинности с позором отвергнутые общиной Виров-града. Такие изверги либо погибали, либо дичали: переставали носить одежды, оружие изготавливали из чего придется, питались чем попало и жили поодиночке. Встреча с вирником для обычного человека была смертельно опасной, да и им с лозовиком не сулила ничего доброго.
Как бы исхитриться, чтобы не заметил? Волшбой пользоваться нельзя, иначе не выполнить материнского поручения! Царевна пригнулась, почти вжалась в кочку, покрытую пожухшей осокой, а лозовик, казалось, растворился среди травы.