– Если друзья рядом будут, любую бурю одолеть легче! – выкрикнул Каратан, и Садко вновь подивился тому, как в южанине это сочетается: к волшбе с подозрением относится, хватается, чуть что, за оберег, а на «Сокол» нанялся, подумав всего ничего – и сейчас тоже в бой рвется. – Не в первый раз с судьбой в кости играем!
– Капитан, мы ведь и припасами на дорогу как раз вовремя запаслись! – подал голос Радята. – Трюм под завязку загрузили, хоть сейчас якоря можно выбирать… Не дадим мы тебе одному на такое дело идти!..
Остальные поддержали кашевара нестройным ропотом, а Руф коротко рыкнул, соглашаясь сразу со всеми. И у Садко невольно стиснуло горло.
Ни от кого из товарищей капитан не скрыл, на каком корабле им придется ходить – и все они согласились на это, хорошо понимая, на что решаются. Пережитое в дальних морях пеструю дружину по-настоящему сплотило и как следует проверило на излом. Ему, своему капитану, команда доверяла, пошла бы за ним хоть за край земли – и нынче, в трудный для новеградца миг, вновь оказалась готова подставить плечо.
Как же ему повезло с ними со всеми…
Но именно поэтому тащить за собой друзей на сей раз никак нельзя. Слишком опасно. От морского царя всего можно ждать, с ним шутки плохи.
Грозный подводный владыка, если распалится гневом на своего данника, может, чего доброго, сорвать зло на его товарищах, а они-то за Садко – не ответчики!
– Нет, ребята! – решительно отчеканил новеградец, и вокруг сделалось тихо. – Спасибо вам от всей души да от всего сердца, но дело это – только мое. Не могу я вас в него впутывать – и не стану!
– Не годится так, друже, – упрямо покачал головой Милослав. – Не хочешь всех с собой брать – ладно, на то твоя капитанская воля, но возьми хоть пару человек! Меня – и Полуда. Кормчий да корабельный воевода тебе точно не помешают, а пособить могут крепко!
– И моё возьми! – шагнувший вперед Мель просительно потянул Садко за рукав кафтана. – Моё под водой – дома, всё знать… Тоже может много помогать!
Сперва Садко и этим троим собирался отказать, но, глядя в глаза кормчего, Полуда и ихтифая, понял, что они от своего намерения не отступятся, хоть ты вдребезги расшибись. Милослав и Полуд – не просто правая да левая руки капитана. Оба – его старые соратники и земляки, самые верные и самые близкие из друзей, они были рядом всегда – и в торжестве, и в отчаянье… и вот как им приказывать? Не послушают – да и всё… А неожиданно заартачившийся Мель, никогда с Садко раньше в споры не вступавший, и вовсе за «Соколиком» следом поплывет, прихватив любимый гарпун… Можно было, конечно, обхитрить товарищей и увести корабль в одиночку… Но хитроумность задумывать, когда голова раскалывается, а на душе кошки скребут, – невмоготу…
– Ладно, – принял решение новеградец. – Уговорили, худы вас побери! Вчетвером поплывем.
Эх, заулыбались, не понимают, чем рискуют…
–
Опустившись капитану на правое плечо, Аля легонько погладила его ладошкой по скуле.
–
И, словно откликаясь на слова алконоста, «Сокол» вздрогнул всем своим деревянным телом, от носа и до кормы. Будто рвался уже нетерпеливо обратно, в море. На встречу с тем, кто создал волшебный корабль – и подарил его Садко, выполняя свою часть договора.
От пристани отошли с закатом. Прощание было коротким – без лишних слов да ненужной суеты, но в каждом взгляде новеградец читал один и тот же наказ: «Не робей там, капитан. И непременно живым возвратись».
Путь, который указала им карта, «Соколик» проделал, точно на крыльях. Шли ходко, не останавливались ни днем, ни по ночам, якорей нигде у чужих берегов не бросали. Съестного в трюме было довольно, да и много ли надо четверым морякам и чудо-птице, а пополнять запасы пресной воды не требовалось. Для этого на корабле имелся особый талисман – зачарованная ветка коралла, превращавшая соленую забортную воду в годную для питья.
Курс их лежал из Синего моря в Средне-море, а дальше – прямиком в южные воды, в сторону султанатских земель. Попутный ветер звонко гудел в тугих снастях, до отказа наполняя парус-самодув. С погодой на диво везло, будто мореходам кто ворожил – да так, скорей всего, оно и было. Над окоемом – ни облачка, ни клочка тумана, а солнце из волн поднималось на рассвете чистое, розово-алое, точно умытое.