Битва за Лукоморье. Книга 3

В этой части южных морей, вдали от нахоженных торговых путей, ни Садко, ни его товарищам бывать еще ни разу не доводилось. От осознания, что вокруг – неведомое, у всех на «Соколе» в другое время захватывало бы дух. Но на сей раз впереди ждала цель, о которой они даже говорить между собой старались поменьше. Капитан понимал: и друзья-новеградцы, и Мель боятся за него, хотя виду не подают…

Сам же Садко то, что ему предстояло, не обсуждал ни с кем – кроме Али.

– Расскажи все, да без утайки, – вновь потребовала дивоптица, едва «Сокол» вышел в открытое море и берега скрылись за кормой в вечернем тумане. – Видела я, как лицо твое переменилось, когда морской царь заговорил, – знаю, что неспроста это.

Капитан невольно поежился. Права Аля: от одного звука этого стылого голоса ему разом всю кровь в жилах вымораживает, а из легких словно выдавливает воздух. Будто опять захлестывает новеградца с головой грохочущий пенный вал темно-зеленой соленой воды – и камнем идет Садко вниз, стремительно погружаясь в бездонную студеную мглу, на глубину, никем из живых людей не измеренную…

Тогда, без малого три года назад, вышел он в штормовое море на утлой ладье осознанно, заранее попрощавшись с белым светом, решив, что лучше смерть, чем постылая жизнь сухопутная. Спасло чудо. Едва волна разнесла его лодочку в щепки, сомкнулся вокруг гусляра-русича невесть откуда взявшийся воздушный пузырь с тонкими, но плотными прозрачными стенками, подхватил – и доставил прямиком во дворец северного подводного царя.

Не думал не гадал Садко, что увидит волшебные чертоги снова, после дерзкого побега со дна морского, когда помогла ему Чернава-краса, одна из дочек сурового правителя северных морей. Гневливый царевнин батюшка пригрозил обманщику, что утопит при первой же возможности. Казалось бы – ну чего бояться, живи себе счастливо на берегу да век коротай, тебе судьбой отпущенный! Но разлука с морем стала для новеградца невыносимым испытанием, искромсавшим душу в рваные лохмотья. Вот и не выдержал, плюнул на все, поднял в бурю на старенькой ладье залатанный парус. Думал, исполнит свою угрозу морской владыка – и утонет Садко-гусляр, уйдет на дно, хоть так останется навеки с любимой стихией.

Но нет, не дал ему своенравный водяной царь сгинуть. Запомнил он ослушника, и в самом деле ждал, пока тот в море выйдет, а дождавшись – пожелал снова увидеть. Оказалось, сменил государь гнев на милость, да только милость та смахивала больше на западню. Выбирай, мол, непокорный человечишка: или дашь клятву мне служить, а взамен одарю тебя чудо-кораблем, сможешь, ничего не боясь, ходить по морям, славу лучшего на всем белом свете капитана добудешь… или уважу твою последнюю волю, пущу на корм своим подданным. Согласился Садко, не раздумывая – да и о чем думать-то? Так и обзавелся «Соколиком», так и стал данником…

Все бы ничего, но теперь требует владыка северных пучин, чтоб новеградец пред его собратьями-царями на гуслях сыграл. Видите ли, пляски для них желает устроить. Да только когда государь подводный, раззадоренный веселой музыкой, пускается в пляс, наверху поднимается буря – и буря страшная. Ревут и бушуют волны, сверкают огненными росчерками в тучах молнии, смешиваются воедино взбесившаяся вода и небо – и десятками идут ко дну корабли…

Оказавшись впервые в гостях у северного морского владыки, Садко этого не знал, да и не мог знать, но теперь новеградец лучше умер бы, чем снова дотронулся по царскому приказу до гуслей. А коли запляшут на пиру в южных морях все подводные государи разом, шторм такой грянет, коего белый свет еще не видывал! Сколько судов потонет, сколько пристаней смоет, сколько людей погибнет… Нельзя подобного допустить!

Выслушав его рассказ, Аля чуть заметно кивнула и вновь помощь посулила. Капитан лишь невесело улыбнулся в ответ, а про себя подумал: алконост – дивоптица морская, в подводных чертогах ей вряд ли что грозить будет, да только разве под силу такой крохе тягаться с подводным царем? Но хоть выговорился, на сердце легче стало, и потихоньку к Садко вернулась его прежняя упрямая лихость. Кручиной моря не переедешь, так что засучим-ка рукава да ввяжемся в драку, а разберемся потом!