Битва за Лукоморье. Книга 3

Садко снова чуть усмехнулся. Новеградец по-прежнему не понимал, почему Аля настояла, чтобы он ее с собой взял, и чем дивоптица может там, на морском дне, пособить.

По сброшенной с борта веревочной лесенке-трапу капитан спустился ловко и быстро. Спрыгнул на плотик, качнувшийся и заплясавший на воде, утвердился на шатких досках, махнул рукой – и Аля слетела сверху ему на плечо.

– Удачи! – крикнул перегнувшийся через борт Милослав.

– К худу морскому! – отозвался капитан.

Двое русичей и зеленокожий рыболюд не сводили глаз с подхваченного волнами плотика. Еще мгновение назад густая сапфировая вода вокруг него была почти неподвижной, а теперь он вовсю танцевал-кружился на вскипевших в одночасье у бортов «Сокола» пенных гребнях. Моряки на палубах чужеземных судов тоже вовсю глазели на фигурку в алом длиннополом кафтане, стоящую на плоту, и на восседающую у нее на плече диковинную птицу. А Садко с Алей уже стремительно несло к водовороту.

Волосы капитана трепал ветер, бурлящая вокруг пена захлестывала сапоги. Плотик закрутило течением, бросило вверх, потом вниз, в ложбину меж двух синих водяных горбов, потом снова вверх.

Ноги разъезжались на скользких досках, и Садко с трудом сохранял равновесие. Полуд настаивал, чтобы он прихватил с собой весло, но капитан объяснил, что проку от этого не будет, и оказался прав. Плотиком сейчас управлял не он. Казалось, утлые доски вместе с каким-то чудом удерживающимся на них человеком подхватила чья-то огромная невидимая ладонь – и несет над клокочущими волнами, точно щепку, в которую вцепился муравей. А вторая исполинская пятерня храбрую букашку от соленых брызг прикрывает… До капитана вдруг дошло, что он почему-то не вымок, если не считать сапог, а ведь на нем уже ни единой сухой нитки не должно было остаться. Волшба, так и есть.

– Аля, держишься? – заорал он, сам себя не слыша из-за рева водоворота.

– Держусь! – отозвалась дивоптица, еще крепче вцепляясь лапами в сукно. – За меня не тревожься, всё хорошо!

Да куда уж лучше, пронеслось в голове у Садко – и тут же капитан поймал себя на том, что ему не только до обмирания жутко, но и отчаянно весело. От скачки на спинах белогривых водяных чудищ захватывало дух, хотелось сразу и петь, и кричать во всё горло что-то дерзкое.

Позади вздыбился очередной водяной вал, и доски под ногами со всего маху ухнули вниз. Догоняющая Садко и Алю волна подтолкнула плотик, швырнула вперед и потащила, вертя и подбрасывая, к самой пасти водоворота.

В бешено крутящуюся водяную воронку их втянуло, точно креветку – в жадно распахнутую глотку кашалота. Садко был уверен, что сейчас волны захлестнут его с головой и вокруг них с Алей сомкнется переливчатая, как стекло, оболочка волшебного пузыря. Так было и в первый раз, когда он попал на морское дно, и во второй – когда Садко вышел в зимнее море, всей душой надеясь, что обжигающе ледяная вода убьет его быстро… Однако в этот раз морские хозяева приготовили что-то новенькое.

Вихревая мешанина из воды и пены поглотила плотик, и в тот же миг снизу разверзлась бездна. Новеградец упал на колено и изо всех сил вцепился в мокрые доски, а Аля, взмыв с плеча капитана, закружилась у него над головой.

Их словно всосало в какую-то светящуюся изнутри трубу – и теперь тащило неведомо куда, швыряя меж изгибающихся, зыбящихся и мерцающих голубыми искрами водяных стен. Стены эти то сужались, то раздвигались, плотик то как будто несся по грохочущей речной стремнине, прыгая через пороги, то словно рушился с обрыва в пропасть, то опять взлетал ввысь, и в голове оглушенного Садко колотилась лишь одна мысль. О том, что теперь он точно знает, каково приходится рубахе, которую трудолюбивая прачка сперва на совесть отбила вальком, а теперь не в меру усердно выкручивает.

А потом стало тихо до звона в ушах – и труба водоворота выплюнула их, взъерошенных, но невредимых и сухих, на белый коралловый песок.

* * *

Лучи солнца пронизывали воду, и пятна света шевелились на песчаном дне, словно ожившая мозаика. Между разноцветных кораллов шныряли рыбки всевозможных оттенков и размеров: кусали каменные веточки, гонялись друг за другом, а то и просто висели на месте.

Больше всего это напоминало сказочный каменный лес. Кораллы тут были и круглые, как валуны, и плоские, как колючие столы. Неровные, покрытые сеточкой извилин, похожие на шляпки грибов, разлапистые, словно огромные лосиные рога, и ветвистые, как деревца. Причудливые и пестрые каменные цветы с хитро закрученными лепестками; игольчатые ярко-красные кусты; бледно-розовые и лиловые веера-опахала; буро-желтые каменные всплески… Один из валунов вдруг ожил и оказался осьминогом – сменив цвет, он ринулся прочь, вздымая за собой облачко мелкого песка.