В Харькове было создано НПО САУ, выпускавшее компьютеры для управляющих систем. Наибольшее распространение из них получила КТС ЛИУС-2, позже получившая название «Макродат».
В 1980-х годах я работал старшим научным сотрудником в московском ЦНИИ КА (Центральном НИИ комплексной автоматизации). Ну и я включил КТС ЛИУС-2 в ядро системы «Карбомил» на Тольяттинском азотном заводе.
Конкурентом харьковского НПО САУ было НПО «Импульс» в Северодонецке. Там в 1956 г. был создан филиал Московского СКБ-245 – ведущей организации по вычислительной технике.
В 1963 г. на основании решения Государственного комитета по науке и технике и постановления правительства филиал был преобразован в Научно-исследовательский институт управляющих вычислительных машин (НИИУВМ) Министерства приборостроения СССР.
В 1971 г. на базе НИИУВМ создано НПО «Импульс». В 1972 г. завершилась разработка первой в СССР мини-ЭВМ народно-хозяйственного назначения, выполненной на микроэлектронной элементной базе – М-6000. Она серийно выпускалась на Северодонецком, Киевском и Тбилисском заводах, нашла широкое применение в различных отраслях народного хозяйства, на транспорте, в научных исследованиях в стране и за рубежом. Всего за 13 лет (редкое долголетие для вычислительной техники) было выпущено 4662 комплекса М-6000.
В 1980 г. была завершена разработка мультипроцессора ПС-2000 с производительностью 150 млн операций в секунду и построенного на его базе экспедиционного геофизического вычислительного комплекса ЭГВК ПС 2000. С 1981 по 1989 г. было выпущено 196 комплексов (что немало даже по мировым масштабам для машин такого класса).
Как видим, НПО «Импульс» представлял собой более крупную систему с куда большим опытом, нежели харьковское НПО САУ.
Почему же в АСУТП «Карбомид» была применена техника Харькова? Из-за отсутствия гостеприимства у руководства «Импульса». Там почивали на лаврах и пренебрежительно относились к командировочным, приехавшим с миллионными заказами. Зато в Харькове меня встречали «на ура».
Кстати, в Харькове, где я бывал в командировках минимум раз двадцать, я слышал «мову» в основном на вокзале и изредка в метро. В НПО САУ ни в ходе работы с их сотрудниками, ни когда меня приглашали на дни рождения, отмечаемые на работе, я не слышал ни одного украинского слова.
Ну а о том, что Северодонецк – это Украина, я, грешный, узнал лишь в 1992 г. До этого я был уверен, что Северодонецк – это РФ. В городе я вообще не слышал «мовы». А в НПО «Импульс» я видел только одного украинца – некоего Сидоренко. Он занимался какой-то хозяйственной работой, и у него в кабинете висел огромный портрет Шевченко. В НПО к нему относились как к обычному «городскому сумасшедшему».
Любопытная ситуация: Новороссия считалась частью Украины, а та, соответственно колонией Москвы. Но почему колония Новороссия производила лучшие в мире танки, межконтинентальные баллистические ракеты, строила лучшие в мире ракетные крейсера и атомные авианосцы? Назвать наши компьютеры лучшими в мире не рискую, но именно в Новой России производились лучшие в СССР управляющие компьютеры.
Один мой знакомый, инженер и военный историк Сергей Р., в январе 1992 г., сидя у меня на диване, заявил: «Есть две Украины: одна, где пляшут и поют, а другая, где работают». Комментарии тут излишни. Ну а в 2014 г. «пляшущие и поющие» не пожелали слезать с шеи работающего Юго-Востока и пошли на него войной.
Глава 13. «Голодомор» в 1930-х и 1990-х годах
Начну с того, почему я поставил термин «голодомор» в кавычки. Раскроем «Малый академический словарь», изданный Академией наук СССР. Там сказано: «мор» – устарелое выражение, повальная болезнь, эпидемия.
А вот «Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений» (М.: Русский словарь, 1999): «Мор – моровая язва, повальная болезнь, эпидемия, эпизоотия…»
Ни в одном словаре мор не связывается с голодом.
Равно как и все русские летописи и другие письменные источники, включая написанные в Киеве, Львове и Чернигове, определяют мор как эпидемию. Вспомним Пушкина: «Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод и мор» («Капитанская дочка»).
Но вот в 1990-х годах в Москве и Киеве нашлось жулье, решившее исправлять русский язык. Они-то и ввели дурацкий термин, объединивший два совершенно разных явления.
Если какой-нибудь наивный человек решит, что «голодомор» есть единовременное сочетание голода и мора, то с некоторой натяжкой можно считать, что в Оренбурге, осажденном Пугачевым, «голодомор» был, а в Советской Украине в начале 1930-х годов его физически быть не могло за отсутствием эпидемий.
Жулье исказило и другие слова. Так, например, Московский договор 1939 г. в начале 1990-х стали называть «пактом Молотова – Риббентропа», в школьных атласах на картах конца XIX века Ревель, Дерпт и Двинск у них стали именоваться Таллин, Тарту и Даугавпилс при том, что в Центральной России все названия городов соответствовали концу XIX века.