Читаем Битва за прошлое. Как политика меняет историю полностью

Спустя столетие новое российское руководство вернуло Александровскому саду в Москве его монархическое содержание: обелиск вновь стал напоминать о юбилее императорской династии, неподалеку появились памятники патриарху Гермогену (одному из патриотических героев времен Смуты) и Александру I, а совсем рядом — монумент великому князю Владимиру. В результате после реконструкции Александровского сада вокруг Кремля образовалась зона монархических монументов, в свою очередь окруженная артефактами советской эпохи. Ситуация с памятниками, сложившаяся в современной России, служит иллюстрацией отсутствия консенсуса в обществе по поводу оценки прошлого. В стране сохранилось огромное количество памятников Ленину и другим революционерам, однако их уже практически нет в центре Москвы ближе Октябрьской площади. В разных городах страны поставлены памятники деятелям белого движения, например адмиралу Александру Колчаку или генералу Сергею Маркову. Орловские власти осенью 2016 года установили памятник Ивану Грозному, очевидно, вкладывая в коммеморацию кровавого царя содержание, отличное от привычного.

Если в США на протяжении полутора веков поддерживалось территориальное разделение между Севером, где стояли памятники Линкольну, и Югом, сохранявшим памятники Роберту Э. Ли, то в России пространства разных коммеморативных систем перемешаны. В Санкт-Петербурге неподалеку от памятников царям висят мемориальные знаки в честь убивавших царей революционеров. Так, на 11-й линии Васильевского острова табличка напоминает о «подпольной динамитной мастерской партии „Народная Воля“», едва ли не являясь примером преследуемого законом в современной России «оправдания терроризма».

Более четверти века, прошедшие после распада Советского Союза и исчезновения государственной идеологии, не привели мемориальный ландшафт к единству. Его нынешнее состояние является хорошей демонстрацией отсутствия единообразия в подходе к прошлому страны и, соответственно, невозможности употребления событий прошлого в качестве одинаково понятного всем россиянам «языкового кода».

В период между концом советской власти и возвращением монархических памятников Александровский сад был украшен скульптурами работы Зураба Церетели на тему русских сказок. Царевна-лягушка и Аленушка воплощали попытку деидеологизации «монументальной пропаганды». Таким образом власть 1990-х пыталась заменить исторический миф государства сказочным мифом русского прошлого.

<p>Российский союз промышленников и предпринимателей против «Последнего адреса»</p>

Зимой 2020–2021 года в России разгорелся конфликт вокруг проекта «Последний адрес» — общественной инициативы по увековечению памяти жертв политических репрессий в СССР путем размещения на стенах домов, известных как последние адреса репрессированных, небольших (11 × 19 см) латунных табличек с краткой биографической информацией[114]. 2 декабря 2020 года исполнительный вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей Дмитрий Кузьмин опубликовал статью в «Московском комсомольце». В ней он утверждал, что деятельность «Последнего адреса» надо остановить, иначе «наши города станут похожи на кладбища»[115]. В январе 2021 года к атаке на проект подключилась «Комсомольская правда», опубликовав статью под заголовком «„Последний адрес“ отворяет „врата ада“?», лейтмотивом которой стало утверждение, будто таблички устанавливают «не тем»: якобы репрессированные сами могли быть замешаны в терроре, а их реабилитация не означает, что их надо прославлять[116]. От имени проекта РСПП ответили сотрудница «Последнего адреса» Оксана Матиевская и координатор проекта журналист Сергей Пархоменко, объяснив, что смысл установки табличек — в напоминании о том, что жертвами репрессий становились обычные люди[117].

Проект «Последний адрес» существует с 2013 года, и его идея была вдохновлена немецким проектом Гюнтера Демнига «Камни преткновения» (Stolpersteine), начатым в 1994 году. В Германии память о жертвах холокоста восстанавливается путем монтирования небольших латунных табличек в мостовую напротив дома. В обоих случаях инициаторы проектов хотят вернуть в общественное пространство память о жертвах репрессивных режимов. «Большие формы» коммеморации в виде установки памятников, мемориалов или мемориальных досок на стенах домов требуют специальных решений властей и строго регламентированы, поэтому организаторы пошли по пути размещения маленьких информационных табличек, получив общее разрешение на такую деятельность и заручившись поддержкой части жильцов каждого из домов, на стене которых появляется знак.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное