В современном обществе этот вопрос актуализирован не только расовым или классовым противостоянием — как видим, он остро встает и в отношениях между бывшими колониями и метрополиями. Огромное количество предметов искусства, быта, религиозного поклонения было вывезено в колониальный период из стран их происхождения. Эти предметы попадали к колонизаторам в виде подарков колониальной администрации от местных элит, присваивались в ходе военных и исследовательских экспедиций, покупались или обменивались частными коллекционерами, изымались церковными властями. Пересмотр значения колониального прошлого, идущий на наших глазах, поставил и вопрос о возвращении ценностей на их родину.
Чтобы оценить, насколько изменилась политика в последние годы, можно вспомнить, что еще в 2002 году 18 крупнейших музеев мира, включая петербургский Эрмитаж, парижский Лувр и музей Метрополитен в Нью-Йорке, подписали «Декларацию о важности и ценности универсальных музеев». В ней утверждалось, что «памятники искусства и монументальные произведения, попавшие десятилетия и даже столетия назад в музеи Европы и Америки, были приобретены в условиях, отличных от современного положения дел. С течением времени подобные памятники, приобретенные путем покупки, дарения или раздела, стали частью музеев, в которых они хранятся, а также частью наследия государств, на территории которых они находятся». По мнению авторов декларации, «музеи служат гражданам не только одной страны, но всех стран», а потому «сузить охват музеев, обладающих разнообразными коллекциями, означало бы оказать дурную услугу всем их посетителям»[181].
Однако через полтора десятилетия эти принципы уже не кажутся незыблемыми. В 2018 году президент Франции Эмманюэль Макрон создал ученую комиссию, подготовившую доклад, в котором указано, что от 90 до 95 % объектов культурного наследия Африки хранятся сейчас в крупных музеях за пределами этого континента. В докладе содержатся рекомендации вернуть в страны происхождения все объекты, которые были вывезены без согласия местного населения, если эти страны оформят соответствующие запросы[182]. В 2019 году в Германии были приняты правила возвращения артефактов в бывшие колонии. В соответствии с этими правилами музеи, в которых есть этнографические коллекции, должны произвести их инвентаризацию и предоставить открытый доступ к спискам хранящихся предметов для облегчения выдвижения претензий на владение ими[183].
Присматриваются к опыту бывших европейских колоний и страны, входившие в состав Российской империи и СССР. Так, уже в 2017 году в Узбекистане был создан Центр по изучению и возвращению из-за рубежа культурных ценностей, задачей которого является создание банка данных о национальных сокровищах, хранящихся вне страны, а также «проведение переговоров и принятие необходимых мер по возращению данных ценностей в страну»[184].
Эта идея набирает популярность, и история кинжала принца Дипонегоро — лишь один из свежих примеров репатриации музейных предметов. Еще один недавний случай — передача Берлинским этнографическим музеем мумифицированных голов маори в Новую Зеландию в октябре 2020 года. В конце XIX века для европейских путешественников такие головы были предметом коллекционирования[185].
Однако не все страны и музеи согласны отдавать ценности. В 2018 году представители музеев Австрии, Германии, Нидерландов, Швеции и Великобритании предложили предоставить в аренду строящемуся в Нигерии музею западноафриканского искусства хранящиеся у них коллекции нигерийского искусства («бенинской бронзы»), вместо того чтобы вернуть их. Предложение вызвало поддержку с одной стороны и острую критику с другой[186].
У противников возвращения музейных ценностей есть свои аргументы. Директор Чикагского института искусств Джеймс Куно (позднее занявший пост президента Музея Гетти в Лос-Анджелесе) опубликовал в 2011 году книгу о значении «энциклопедических музеев», в которой описал опасность растаскивания культуры по национальным углам. Без энциклопедических музеев, по мнению Куно, существует «коллективный, политический риск», что «культура сведется к фиксированной национальной культуре»[187].
Поддержка реституции президентом Франции вызвала возражения многих директоров европейских музеев. Тристрам Хант, директор Музея Виктории и Альберта, одного из крупнейших лондонских музеев, опубликовал большую статью, в которой настаивал, что для его коллекций «деколонизация означает деконтекстуализацию»: детализованный взгляд на прошлое Британской империи важнее «политически предопределенного пути Добра или Зла». Поэтому, считает Хант, необходимо отделять энциклопедическую сущность музеев от их колониального прошлого[188].