Читаем Битва за прошлое. Как политика меняет историю полностью

В современном обществе этот вопрос актуализирован не только расовым или классовым противостоянием — как видим, он остро встает и в отношениях между бывшими колониями и метрополиями. Огромное количество предметов искусства, быта, религиозного поклонения было вывезено в колониальный период из стран их происхождения. Эти предметы попадали к колонизаторам в виде подарков колониальной администрации от местных элит, присваивались в ходе военных и исследовательских экспедиций, покупались или обменивались частными коллекционерами, изымались церковными властями. Пересмотр значения колониального прошлого, идущий на наших глазах, поставил и вопрос о возвращении ценностей на их родину.

Чтобы оценить, насколько изменилась политика в последние годы, можно вспомнить, что еще в 2002 году 18 крупнейших музеев мира, включая петербургский Эрмитаж, парижский Лувр и музей Метрополитен в Нью-Йорке, подписали «Декларацию о важности и ценности универсальных музеев». В ней утверждалось, что «памятники искусства и монументальные произведения, попавшие десятилетия и даже столетия назад в музеи Европы и Америки, были приобретены в условиях, отличных от современного положения дел. С течением времени подобные памятники, приобретенные путем покупки, дарения или раздела, стали частью музеев, в которых они хранятся, а также частью наследия государств, на территории которых они находятся». По мнению авторов декларации, «музеи служат гражданам не только одной страны, но всех стран», а потому «сузить охват музеев, обладающих разнообразными коллекциями, означало бы оказать дурную услугу всем их посетителям»[181].

Однако через полтора десятилетия эти принципы уже не кажутся незыблемыми. В 2018 году президент Франции Эмманюэль Макрон создал ученую комиссию, подготовившую доклад, в котором указано, что от 90 до 95 % объектов культурного наследия Африки хранятся сейчас в крупных музеях за пределами этого континента. В докладе содержатся рекомендации вернуть в страны происхождения все объекты, которые были вывезены без согласия местного населения, если эти страны оформят соответствующие запросы[182]. В 2019 году в Германии были приняты правила возвращения артефактов в бывшие колонии. В соответствии с этими правилами музеи, в которых есть этнографические коллекции, должны произвести их инвентаризацию и предоставить открытый доступ к спискам хранящихся предметов для облегчения выдвижения претензий на владение ими[183].

Присматриваются к опыту бывших европейских колоний и страны, входившие в состав Российской империи и СССР. Так, уже в 2017 году в Узбекистане был создан Центр по изучению и возвращению из-за рубежа культурных ценностей, задачей которого является создание банка данных о национальных сокровищах, хранящихся вне страны, а также «проведение переговоров и принятие необходимых мер по возращению данных ценностей в страну»[184].

Эта идея набирает популярность, и история кинжала принца Дипонегоро — лишь один из свежих примеров репатриации музейных предметов. Еще один недавний случай — передача Берлинским этнографическим музеем мумифицированных голов маори в Новую Зеландию в октябре 2020 года. В конце XIX века для европейских путешественников такие головы были предметом коллекционирования[185].

Однако не все страны и музеи согласны отдавать ценности. В 2018 году представители музеев Австрии, Германии, Нидерландов, Швеции и Великобритании предложили предоставить в аренду строящемуся в Нигерии музею западноафриканского искусства хранящиеся у них коллекции нигерийского искусства («бенинской бронзы»), вместо того чтобы вернуть их. Предложение вызвало поддержку с одной стороны и острую критику с другой[186].

У противников возвращения музейных ценностей есть свои аргументы. Директор Чикагского института искусств Джеймс Куно (позднее занявший пост президента Музея Гетти в Лос-Анджелесе) опубликовал в 2011 году книгу о значении «энциклопедических музеев», в которой описал опасность растаскивания культуры по национальным углам. Без энциклопедических музеев, по мнению Куно, существует «коллективный, политический риск», что «культура сведется к фиксированной национальной культуре»[187].

Поддержка реституции президентом Франции вызвала возражения многих директоров европейских музеев. Тристрам Хант, директор Музея Виктории и Альберта, одного из крупнейших лондонских музеев, опубликовал большую статью, в которой настаивал, что для его коллекций «деколонизация означает деконтекстуализацию»: детализованный взгляд на прошлое Британской империи важнее «политически предопределенного пути Добра или Зла». Поэтому, считает Хант, необходимо отделять энциклопедическую сущность музеев от их колониального прошлого[188].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное