Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский считает возможным возвращение «вещей, священных для другой страны», однако заявил, что «не признает принцип „отдать“. Все, что попадает в музей, входит в его организм, и нечего тут „отдавать“». Более того, по мнению Пиотровского, «надо уже как-то кончать с этой постколониальной идеологией и культурой с ее установками на покаяние», ведь правда состоит и в том, что «вывоз древностей в европейские музеи спас их от уничтожения»[189].
Однако весьма вероятно, что возвращение музейных ценностей в страны происхождения рано или поздно произойдет: европоцентричная картина мира, на которой основывалось право европейских держав хранить в своих музеях колониальные трофеи, разрушается на глазах.
Несложно заметить, что в этом споре, как и в других острых проблемах отношений с прошлым, на первый план вышел вопрос «Кто владеет историей?».
Эпилог. Памятник Примирения в Севастополе
На протяжении нескольких лет РВИО и ряд общественных организаций лоббировали установку в Севастополе памятника примирению красных и белых, участвовавших в Гражданской войне. Первый раз этот памятник планировали открыть к 100-летию Октябрьской революции в 2017 году; предполагалось даже, что торжественное открытие монумента станет апогеем коммеморации. Однако неожиданно для инициаторов оказалось, что о примирении говорить рано. Потомки «красных» назвали памятник «обелиском предателям» и «пособникам нацистов». «Если мы примиряемся с идеями Белого движения, значит, примиряемся с сословиями, с социальным неравенством, за которое эти люди воевали», — утверждала севастопольский художник Надежда Крылова. Председатель «белого» Севастопольского морского собрания Владимир Стефановский тоже был против установки памятника: «Нас таким образом заставляют заключить мир с теми, кто устроил величайшую трагедию в истории страны… Какое примирение, если рядом бандит стоит?» «Это все равно что поставить памятник маньяку и его жертве», — добавил предводитель Дворянского собрания Крыма Андрей Ушаков[190]. В результате от установки памятника в 2017 году отказались.
Однако, как выяснилось, идею всего лишь на время отложили. К установке монумента вернулись осенью 2020 года — теперь его открытие было запланировано к 100-летию «Русского исхода», эвакуации белых из Крыма в конце Гражданской войны. Известие об этом вновь всколыхнуло севастопольских активистов. Местный комитет ветеранов потребовал, чтобы памятник назывался «100-летию окончания Гражданской войны в Крыму и Севастополе». «В городе-герое Севастополе не может быть установлен памятник участникам „белого исхода“ — военным преступникам», — написали ветераны в письме Законодательному собранию Севастополя. Противоположная сторона тоже не готова к примирению: предводитель Российского дворянского собрания Олег Щербачев считает, что «ставить памятник Примирения в настоящий момент — это профанация. Никакого примирения нет и быть не может. Нельзя примирить добро и зло»[191].
В результате конфронтации (а официально по причине пандемии COVID-19) срок открытия памятника, который в ноябре 2020 года был установлен на мысе Хрустальный, переносился несколько раз. В конце концов памятник открыли 22 апреля 2021 года, назвав его «памятником окончанию Гражданской войны»[192].
Память о Гражданской войне в России способна вызвать не меньший конфликт, чем тот, что разгорелся в Соединенных Штатах в случае с их Гражданской войной.
Часть четвертая. Прошлое как действие
Пролог. День Победы после СССР
Победа в Великой Отечественной войне стала определяющим событием для переживших ее людей, а с приходом фронтовиков на командные позиции в стране в середине 1960-х День Победы занял место главного праздника, символически потеснив 7 ноября — День Великой Октябрьской социалистической революции. Любой праздник предполагает ритуал, отличающий его от других дней в году; ритуал Дня Победы включал в себя военный парад и встречи ветеранов в парках, скверах, у военных мемориалов. Идейный посыл этих двух составляющих был понятен: парад в память о Параде Победы 1945 года подчеркивал военную доблесть государства-победителя, а встречи фронтовиков представляли человеческую, гуманную сторону праздника. В песне, ставшей неотъемлемой частью 9 Мая с середины 1970-х годов, была найдена главная формула — «праздник со слезами на глазах», — объединяющая гордость и скорбь.
В начале 1990-х казалось, что праздник Дня Победы постигнет судьба других советских праздников. Американский историк Нина Тумаркин писала в те годы об уходе «культа войны» из России[193]. Парады 9 Мая не проводились, и встречи участников войны остались единственным объединяющим ритуалом. Эта перемена подчеркивала человеческое измерение войны, ставила судьбы людей выше престижа государства.