Читаем Битва за прошлое. Как политика меняет историю полностью

Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский считает возможным возвращение «вещей, священных для другой страны», однако заявил, что «не признает принцип „отдать“. Все, что попадает в музей, входит в его организм, и нечего тут „отдавать“». Более того, по мнению Пиотровского, «надо уже как-то кончать с этой постколониальной идеологией и культурой с ее установками на покаяние», ведь правда состоит и в том, что «вывоз древностей в европейские музеи спас их от уничтожения»[189].

Однако весьма вероятно, что возвращение музейных ценностей в страны происхождения рано или поздно произойдет: европоцентричная картина мира, на которой основывалось право европейских держав хранить в своих музеях колониальные трофеи, разрушается на глазах.

Несложно заметить, что в этом споре, как и в других острых проблемах отношений с прошлым, на первый план вышел вопрос «Кто владеет историей?».

<p>Эпилог. Памятник Примирения в Севастополе</p>

На протяжении нескольких лет РВИО и ряд общественных организаций лоббировали установку в Севастополе памятника примирению красных и белых, участвовавших в Гражданской войне. Первый раз этот памятник планировали открыть к 100-летию Октябрьской революции в 2017 году; предполагалось даже, что торжественное открытие монумента станет апогеем коммеморации. Однако неожиданно для инициаторов оказалось, что о примирении говорить рано. Потомки «красных» назвали памятник «обелиском предателям» и «пособникам нацистов». «Если мы примиряемся с идеями Белого движения, значит, примиряемся с сословиями, с социальным неравенством, за которое эти люди воевали», — утверждала севастопольский художник Надежда Крылова. Председатель «белого» Севастопольского морского собрания Владимир Стефановский тоже был против установки памятника: «Нас таким образом заставляют заключить мир с теми, кто устроил величайшую трагедию в истории страны… Какое примирение, если рядом бандит стоит?» «Это все равно что поставить памятник маньяку и его жертве», — добавил предводитель Дворянского собрания Крыма Андрей Ушаков[190]. В результате от установки памятника в 2017 году отказались.

Однако, как выяснилось, идею всего лишь на время отложили. К установке монумента вернулись осенью 2020 года — теперь его открытие было запланировано к 100-летию «Русского исхода», эвакуации белых из Крыма в конце Гражданской войны. Известие об этом вновь всколыхнуло севастопольских активистов. Местный комитет ветеранов потребовал, чтобы памятник назывался «100-летию окончания Гражданской войны в Крыму и Севастополе». «В городе-герое Севастополе не может быть установлен памятник участникам „белого исхода“ — военным преступникам», — написали ветераны в письме Законодательному собранию Севастополя. Противоположная сторона тоже не готова к примирению: предводитель Российского дворянского собрания Олег Щербачев считает, что «ставить памятник Примирения в настоящий момент — это профанация. Никакого примирения нет и быть не может. Нельзя примирить добро и зло»[191].

В результате конфронтации (а официально по причине пандемии COVID-19) срок открытия памятника, который в ноябре 2020 года был установлен на мысе Хрустальный, переносился несколько раз. В конце концов памятник открыли 22 апреля 2021 года, назвав его «памятником окончанию Гражданской войны»[192].

Память о Гражданской войне в России способна вызвать не меньший конфликт, чем тот, что разгорелся в Соединенных Штатах в случае с их Гражданской войной.

<p>Часть четвертая. Прошлое как действие</p><p>Пролог. День Победы после СССР</p>

Победа в Великой Отечественной войне стала определяющим событием для переживших ее людей, а с приходом фронтовиков на командные позиции в стране в середине 1960-х День Победы занял место главного праздника, символически потеснив 7 ноября — День Великой Октябрьской социалистической революции. Любой праздник предполагает ритуал, отличающий его от других дней в году; ритуал Дня Победы включал в себя военный парад и встречи ветеранов в парках, скверах, у военных мемориалов. Идейный посыл этих двух составляющих был понятен: парад в память о Параде Победы 1945 года подчеркивал военную доблесть государства-победителя, а встречи фронтовиков представляли человеческую, гуманную сторону праздника. В песне, ставшей неотъемлемой частью 9 Мая с середины 1970-х годов, была найдена главная формула — «праздник со слезами на глазах», — объединяющая гордость и скорбь.

В начале 1990-х казалось, что праздник Дня Победы постигнет судьба других советских праздников. Американский историк Нина Тумаркин писала в те годы об уходе «культа войны» из России[193]. Парады 9 Мая не проводились, и встречи участников войны остались единственным объединяющим ритуалом. Эта перемена подчеркивала человеческое измерение войны, ставила судьбы людей выше престижа государства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное