Однако к началу 2000-х годов стало заметно, что ветеранов остается все меньше и все меньшее их число может принимать участие в ритуалах праздника. Осознание этой проблемы пришлось как раз на тот период, когда в поисках «национальной идеи» чиновники обратились к Победе как к «мифу основания» современной России (Октябрьская революция утратила этот статус после отказа от коммунистической идеологии, а концепция тысячелетней России от Владимира Святого до наших дней начала формироваться несколько позже, да она и менее пригодна для политической мобилизации).
Во второй половине 2000-х годов место ветеранов в ритуале Дня Победы пытались занять реконструкторы. Молодые люди, одетые в форму военного времени, не только устраивали инсценировки сражений, но и исполняли роль «аниматоров» — угощали празднующий народ кашей из полевых кухонь, подменяли регулировщиков уличного движения и всячески подчеркивали свое присутствие на праздновании 9 Мая.
Реконструкторы как будто стремились наполнить праздник человеческим содержанием. Проблема состояла в том, что человеческое содержание памяти о той войне — это скорбь по погибшим и умершим, трагедия, объединявшая ветеранов в их встречах. А именно этого у реконструкторов не было.
Одновременно рос интерес и к так называемому
История X. Дело Дениса Карагодина, или «Трудное прошлое»
В июне 2016 года СМИ облетела история выпускника Томского университета Дениса Карагодина, который расследовал гибель своего прадеда Степана — жертвы Большого террора в начале 1938 года. Степан Карагодин был расстрелян НКВД после приговора по «делу шпионско-диверсионной группы „харбинцев и высланных из ДВК“» как «резидент японской военной разведки». Денис потребовал от ФСБ расследовать убийство своего прадеда и установить виновных в этом преступлении.
Денис Карагодин поставил вопрос об ответственности государства и конкретных исполнителей террора, причем не политической ответственности, о которой говорили, начиная с XX съезда КПСС, а самой что ни на есть уголовной. В самом деле: убийство невиновного человека, кем бы оно ни было совершено, требует расследования и наказания преступников. Если убийцы выполняли приказ, то наказание должно распространяться на всю цепочку. И если прошло слишком много времени и никого из убийц уже нет в живых, то уголовное расследование должно установить их имена и дать определение их преступным действиям.
У россиян не было ни комиссии по национальному примирению, ни трибунала для палачей. В результате, как показал в своей книге «Кривое горе» Александр Эткинд, последствия ГУЛАГа до сих пор не изжиты российским обществом, они сохраняются в культуре и науке, в отношениях между людьми и людей с государством[194].
Денис Карагодин предложил свою форму выяснения отношений с прошлым: личное расследование и личный иск по поводу гибели прадеда. Это конкретная судьба, а не сухая статистика. Сейчас на сайте Карагодина выложены десятки архивных документов, указывающих на всех участников «дела» его прадеда — от генсека ВКП(б) до конкретных палачей, нажимавших на курок.
Внучка одного из упомянутых Карагодиным людей, обнаружив эти документы, попросила прощения у потомков репрессированных. Через шесть лет после начала расследования, в марте 2021 года, сын другого сотрудника НКВД, раскрытого на сайте Карагодина как соучастник расстрела, подал на него жалобу в Следственный комитет, обвинив в клевете на отца и в разглашении персональных данных. Общество тоже разделилось по отношению к этой инициативе. Кому-то обнародование документов представляется дорогой к гражданскому конфликту между потомками жертв и палачей. Кому-то — установлением истины и путем к гражданскому миру.
Мифы и документы
Денис Карагодин выбрал юридический способ обращения к «трудному прошлому» нашей страны. Эти страницы истории СССР отсутствовали в публичном обсуждении вплоть до XX съезда ВКП(б), состоявшегося в 1956 году, когда Хрущев докладом о культе личности Сталина открыл возможность для создания нарратива невинно осужденных.