Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

Для начала Черняев запросил у Оренбурга инструкции на случай, «если в городе произойдет переворот и жители обратятся с просьбой о помощи». Черняев писал Крыжановскому, что очень рассчитывает на Саат-бая как одного из самых влиятельных людей, принадлежащего к группе «цивилизованных мусульман», готовых «на уступку противу Корана, если это не противоречит коренным правилам мусульманства и выгодно для торговли».

Когда же Черняев получил правительственную программу по усилению русского влияния в Средней Азии, то перечитав ее несколько раз, он обрадовался:

– Программа декларативна и не имеет никакой конкретики. Этим мы и воспользуемся! Мы захватим Ташкент!

Именно отсутствие конкретики в полученной директиве позволило Черняеву совершить поступок ранее в российской армии абсолютно невозможный. Проигнорировав все полученные из столицы инструкции, он решил действовать так, как посчитал нужным.

Когда офицеры штаба поинтересовались, а не боится ли генерал-майор последствий за столь вызывающее своеволие, Черняев рассмеялся:

– Я отвык бояться за свою жизнь еще на севастопольских бастионах, так чего мне бояться бумажек из Петербурга?

* * *

В конце сентября 1864 года, с отрядом в тысячу человек, Черняев неожиданно для всех двинулся на Ташкент. Свои действия он объяснил так:

– Кокандцы бессовестно притесняют мирных ташкентцев за их сочувствие к России. Можем ли мы бросить несчастных на растерзание безжалостному деспоту?

Начальник артиллерии Новококандской линии полковник Иван Качалов считал этот поступок авантюристическим: «Самая безумнейшая мысль – с отрядом в 1000 человек овладеть Ташкентом, городом со 100 тысяч жителей и раскинутым на 50 верст в окружности». Качалов пытался даже противостоять действиям своего начальника, но Черняев его успокоил:

– Мы просто подойдем к Ташкенту, жители вышлют посольство. Это посольство я тотчас отправлю в Петербург и, простояв день-два под Ташкентом, возвратимся обратно.

– А затем? – интересовался въедливый начальник артиллерии.

– А затем буду ожидать распоряжения, как поступить с городом.

1 октября 1864 года восемь рот пехоты при 12 орудиях подошли к Ташкенту со стороны Чимкентской дороги и стали лагерем в местности Ак-Курган.

Расчеты начальника Новококандской линии не оправдались. Ташкент оказался хорошо укрепленным городом с большим гарнизоном. Попытки связаться со сторонниками «русского подданства» успехом не увенчались: посланные в город люди, ранее торговавшие с ташкентскими купцами, были перехвачены кокандским разъездом и вернулись ни с чем.

15 ноября командовавший артиллерией подполковник Обух (вредного Качалова Черняев предусмотрительно в поход не взял) добился разрешения на штурм города. Генерал какое-то время пребывал в сомнениях, но затем махнул рукой:

– А, была не была!

Вскоре артиллерия пробила брешь в крепостной стене, через которую в город должны были ворваться солдаты. После этого на штурм были брошены две пехотные роты. Однако кокандцы успели быстро завалить брешь и разобрать мост через крепостной ров. Вдобавок к этому атакующие сразу были встречены шквальным огнем. Одним из первых был смертельно ранен храбрый подполковник Обух. После него команду принял подпоручик Рейхард, но буквально через несколько минут был убит и он. Оставшись без командования, роты смешались и залегли в крепостном рву. Теперь кокандцы расстреливали наших солдат с крепостных стен на выбор. Надо было срочно что-то делать. Не обращая внимания на свистящие вокруг пули, Черняев сам бросился ко рву и с большим трудом смог организовать отход. В результате погибло два десятка солдат и два офицера, еще полсотни были ранены.

После этого удрученный Черняев отступил к холмам на городище Минг-Урюк, расположив свой лагерь на Куйлюкской дороге близ Саларского моста. Как и прежде, на Черняева особое впечатление произвела кокандская артиллерия, сравнявшаяся с нашей по быстроте и меткости стрельбы и даже превосходящая по дальности огня.

Убедившись в отходе русских, кокандцы спустились в ров, где отрубили головы у шести оставленных убитых солдат. Нацепив головы на пики, они носили их по городу, празднуя свою победу.

Впрочем, на ташкентцев демонстрация отрубленных голов особого впечатления не произвела. В ближайшие несколько дней более трех тысяч местных жителей бежали в уже занятые нами Туркестан и Чимкент. В Чимкент отошел на зимовку и Черняев.

В своем донесении военному министру он написал, что, дескать, вовсе не собирался занимать Ташкент. Просто постоянно получая сведения, что в городе «население мирное, промышленное, живущее преимущественно торговлей с Россией, сильно тяготится произволом кокандцев, он решил воспользоваться моральным воздействием на кокандцев, чтобы изгнать их и из Ташкента, а затем, если жители выскажутся в нашу пользу, то предоставить им собственное городское управление… вплоть до дальнейших распоряжений правительства». Конечно, это была хорошая мина при плохой игре…