Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

34-летний Александр Гейнс являлся начальником канцелярии генерал-губернатора. Был он из обрусевших остзейских немцев. Брат его Владимир был известен как писатель-либерал. Это оказало влияние на Гейнса, и он всегда дружил с деятелями искусства, в том числе с Ильей Репиным. Окончив Полоцкий кадетский корпус и Дворянский полк, Гейнс получил боевое крещение во время Крымской войны, куда ушел добровольцем. Был контужен, произведен в чин поручика и награжден двумя орденами. После окончания войны Гейнс окончил Академию Генштаба, участвовал в усмирении польского мятежа. Карьера его была стремительна. В 29 лет он получил чин полковника. Канцелярия генерал-губернатора была лишь внешней стороной его деятельности. Главным делом Гейнса в Средней Азии была разведка и, прежде всего, противодействие англичанам. Гейнс рассылал агентов, собирая сведения во всех областях, включая любимую им этнографию. Результатом этого увлечения этнографией стали несколько научных трудов, значение которых не потеряло актуальность до сих пор. Верещагина Гейнс встретил доброжелательно. Художники всегда считались в разведывательном деле людьми полезными. А через некоторое время полковник с прапорщиком вообще стали закадычными друзьями. Где-нибудь в гвардии такое было невозможно, но на Востоке видели и не такое! Квартира Гейнса с утра до вечера была запружена массой «туземцев»-агентов, прибывших из дальних областей.

Еще одним сотрудником Гейнса был официально числящийся зоологом Николай Северцов. Он был опытнейшим разведчиком, не раз бывал ранен, прошел кокандские зинданы, откуда его едва-едва вытащили. Именно Северцов стал первым европейцем, одолевшим горы Центрального Тянь-Шаня. В кабинете Северцова, поражая воображение посетителей, стояло огромное чучело снежного грифа – «крылатого чудища Тянь-Шаня», с трехметровым размахом крыльев. Но главной гордостью разведчика-зоолога была уникальная коллекция скорпионов… С Северцовым Верещагин также быстро сдружился, многому научившись у ветерана Большой Игры.

Два года без отдыха Верещагин как разведчик колесил по Средней Азии, рисуя необходимые схемы, планы и ориентиры, изучая нравы, местных народов и ведя подробный дневник. Как это было принято среди участников Большой Игры, Верещагин часто пользовался услугами караван-башей, примыкая к тому или иному каравану. Несколько раз молодого разведчика спасал револьвер да быстрый конь. Будучи в поездках, Верещагин несколько раз вылечивал бывшим у него хинином страдавших от желтой лихорадки местных жителей. Это создало ему славу великого лекаря, которая когда помогала, а когда и мешала. Теперь, узнав о приезде художника, местные бежали к нему со своими болячками, а Верещагин, отложив бумагу и карандаши, изображал врачевателя, действуя по принципу «не навреди».

– Материала для изучения и рисования столько, что мне трудно было решиться, за что ранее приняться! – делился он вечерами своими впечатлениями с Гейнсом.

* * *

Самарканд, не являясь официально столицей Бухарского ханства, тем не менее был ключевым пунктом на Великом шелковом пути между Китаем и Европой еще со времен Тамерлана. С конца XVIII века Самарканд находился во власти династии Мангытов, правящей Бухарским эмиратом.

Расчет противостоящих сил был далеко не в нашу пользу. Гарнизон Самарканда и городское ополчение превышали шестьдесят тысяч человек. Мы же могли двинуть на Самарканд не более четырех тысяч солдат и десятка пушек. Когда штабные доложили Кауфману расклад сил, тот особо не расстроился:

– Численность неприятельских войск в Азии большого значения не имеет. Имеет значение лишь организация и дисциплина!

Именно в это время, не надеясь на прочность старых стен, возведенных еще при Тамерлане, эмир Музаффар решил встретить русских на подступах к Самарканду. Позицию он выбрал удобную. Войско эмира с фронта прикрывала быстрая и полноводная река Зеравшан с топкими, перерезанными множеством арыков берегами.

1 мая 1868 года русский отряд во главе с Кауфманом подошел к Зеравшану. Там его встретили выстрелами засевшие в прибрежных садах сарбазы. В ходе недолгой перестрелки наши выбили противника из садов и оттеснили на противоположный берег. После этого эмир прислал к Кауфману парламентера, который потребовал немедленно убраться восвояси. В ответ на это Кауфман заявил:

– Я остановлю свои войска только на противоположной стороне реки. А эмиру советую убраться из города, не дожидаясь штурма. Жду два часа. Потом будет поздно!

Так и не дождавшись ответа Музаффара, Кауфман приказал войскам двумя колоннами переходить реку.

Под сильным ружейным и пушечным огнем, угрожаемые к тому же атаками с флангов, обе колонны перешли по грудь в воде несколько протоков Зеравшана. При этом бухарцы все время пытались контратаковать переправлявшихся с флангов, но всякий раз были отбиваемы.