Для своей экспедиции генерал-губернатор собрал тысячу семьсот солдат, три казачьи сотни, 14 пушек и 6 ракетных станков. Войска начали готовиться к новому походу.
– Василий Васильевич, поехали с нами. У нас предполагается сражение, так что получите незабываемые впечатления! – пригласил Верещагина генерал-майор Гейнс.
Подумав, Верещагин от поездки отказался. У него скопилось много работы: надо было писать старую мечеть «с остатками чудесных изразцов, когда-то ее покрывавших» и этюд весьма живописного афганца. К тому же он стал сомневаться в том, что скоро сможет наблюдать битву:
– Так надоели песок и пыль, которую я видел везде вместо сражений, – ответил художник. – Я уж лучше здесь займусь настоящей работой.
– Ну, как знаете! – кивнул Гейнс и, толкнув каблуком сапога коня, поехал к строящимся батальонам.
Но как говорится, человек предполагает, а Господь располагает…
Покидая Самарканд, Кауфман оставил там небольшой гарнизон. Комендантом города назначил сорокалетнего майора фон Штемпеля. Фридрих фон Штемпель был из курляндских немцев, являлся сыном генерала и воевать умел. В 1863 году он принимал участие в подавлении польского мятежа, за что получил сразу два ордена – Станислава и Анну 3-й степени, причем оба с мечами. С 1865 года воевал уже в Средней Азии. За отличие в кампании 1868 года против Бухары Штемпель был награжден Станиславом 2-й степени с мечами и Георгиевским крестом. Вскоре после этого он принял под команду 6-й Туркестанский батальон, с одновременным назначением комендантом Самаркандской крепости. Современники вспоминают, что Штемпель был мал ростом и тщедушен, к тому же в обычной жизни молчалив и очень застенчив.
Перед отъездом генерал Кауфман собрал участковых и волостных старшин и объявил им, что он оставляет город спокойным и возлагает на них обязанность смотреть за порядком в своих участках. В случае же появления какой-нибудь шайки немедленно давать знать коменданту крепости барону Штемпелю, чтобы он мог ее разогнать. Участковые клятвенно обещали хранить верность.
Увы, едва стало известно, что большая часть русских скоро покинет Самарканд, местные беи немедленно составили заговор и начали подготовку вооруженного мятежа. Все делалось тайно, четко и основательно.
– Отбитие у русских Самарканда и трона Тамерлана станет сигналом для поголовного восстания мусульман во всех наших владениях! – объявили заговорщики.
Главными агитаторами мятежа выступили дуваны-юродивые. Босоногие дуваны пели священные песни, кричали тексты из Корана, укоряли всех за грехи, требуя раскаяния и праведной жизни. На юродивых были рваные халаты, рубахи, сшитые из разноцветных лоскутков, на головах остроконечные колпаки с бубенчиками. Своими нескончаемыми воплями юродивые настраивали самаркандцев на воинственный лад, клеймя позором колеблющихся. Сарты жадно слушали уличных проповедников. Уже позднее стало известно, что часто под видом дуванов выступали и мастера агитации – переодетые муллы и ученики медресе.
Едва главные силы отряда покинули Самарканд, как по городу поползли слухи о приближении к нему большого бухарского войска. Это прибавило еще больше смелости. Богатые сарты начали зарывать ценности в ямы, угонять скот в камыши, отправлять жен и детей в соседние кишлаки. Одновременно в лавках начали раздавать оружие.
Глава пятая
Вскоре отряд Кауфмана уже двигался от Самарканда к Зерабулакским высотам – отрогам горного хребта Зера-Тау между Самаркандом и Бухарой. Тем временем передовые отряды уже вступили в бой с противником. Полковник Абрамов со своими несколькими ротами нанес поражение бухарскому отряду при Кара-Тюбе, а Головачев захватил на Бухарской дороге крепость Катта-Курган.
Теперь в дело надо было вводить уже главные силы. На рассвете 30 мая Кауфман, имея десять рот пехоты, три казачьих сотни и шесть пушек, форсированным маршем двинулся к Катта-Кургану. При этом один из наших батальонов был вооружен новейшими игольчатыми винтовками Карле, которые в реальном бою еще не использовались.
За все время перехода нашего отряда к генерал-губернатору Туркестана не явился с поклоном ни один аксакал, чего ранее никогда не бывало, а все придорожные кишлаки были совершенно пусты. Вскоре Кауфман получил тревожное донесение от Головачева, что тот с большим трудом сдерживает непрерывные атаки бухарцев, имея недостаток артиллерийских зарядов и патронов.
После этого Кауфман приказал ускорить движение и, сделав за сутки 65 верст, утром 31 мая был уже в Катта-Кургане, где соединился с отрядом Головачева, а чуть позднее и с Абрамовым. Теперь у нас было собрано в кулак уже двадцать рот пехоты, шесть неполных казачьих сотен и полтора десятка пушек.
– Сутки на отдых! – объявил Кауфман. – Печь сухари и готовиться к генеральному сражению!
Решающая атака на Зерабулакские высоты была назначена на утро 2 июня.
– Теперь главное, чтобы эмир не ушел в сторону Бухары! – переживал начальник штаба Гейнс. – Растягивать коммуникации и уходить далеко от Самарканда нам никак нельзя.
– Будем надеяться на лучшее, – философски ответил Кауфман.