Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

Утром 1 июня бухарцы двинулись было с Зерабулакских высот к нашему лагерю, но после часовой перестрелки откатились на исходные позиции.

Непонятно почему, но эмир, отказавшись от своего первоначального плана заманить Кауфмана как можно дальше от Самарканда, решил все же дать русским решающее сражение на Зерабулакских высотах. Настроен Музаффар был воинственно. В бухарском войске зачитывали его приказ: «Благодарю вас, верноподданные мусульмане, за труды, уверяю вас, что победа еще за нами! Потеря Самарканда и Катта-Кургана для нас еще небольшая потеря. Мы потомки Тамерлана: мы покажем, как забирать наши земли! Мусульмане, я надеюсь, что вы постараетесь показать кафирам, как мусульмане бьются за веру и отечество. Народ ожидает победы, чтобы, по окончании битвы, встречая вас, он мог говорить, что вы сражались за веру и уничтожили на своей земле кафиров. На поле битвы будет воздвигнут памятник в честь убитых героев, павших на зера-булакской земле, мусульмане! 125 000 тилей, которых требует в контрибуцию туркестанский генерал-губернатор, будут выданы от меня в награду вам. Я надеюсь, что вы, мои войска, оправдаете мое ожидание, и сотрете грязное пятно, которое носят на своих халатах самаркандцы. Прощайте, мусульмане, желаю вам успеха».

Для большего эффекта воинственный приказ зачитывали при пушечных выстрелах.

В отличие от противника, в нашем лагере было тихо. 2 июня в час пополуночи пехотные роты заблаговременно начали вытягиваться по Бухарской дороге. Кауфман, объезжая идущих солдат, говорил проникновенно:

– Ребята! Поздравляю вас со счастливым днем славной победы, которую вы непременно одержите! Деритесь так же хорошо, как дрались до сих пор! «Ура» мне не кричать! Кричать будете в бою!

В авангарде с четырьмя сотнями казаков, четырьмя ротами и дивизионом казачьей батареи шел храбрый полковник Пистолькорс. За ним, в некотором отдалении, главные силы под начальством полковника Абрамова – восемь рот и два артиллерийских дивизиона. В арьергарде, прикрывавшем обоз, следовал майор Тихменев с четырьмя ротами, парой пушек и сотней казаков. Общее командование сражением Кауфман поручил Головачеву. Сам же с небольшой свитой находился с главными силами.

Вскоре бухарцы обнаружили наше движение. Затем в отдалении показались небольшие конные партии. Всадники не приближались, но кричали так, что солдаты затыкали уши.

– И с чего они так вопят, будто их на костре поджаривают? – спрашивали молодые солдаты.

– Показывают нам, какие они есть храбрецы! – отвечали ветераны.

По мере того как войска подвигались и начинало светать, впереди обнаружились огромные массы противника. Воздух буквально дрожал от оглушительного крика:

– Олынг! Олынг! Охыр!

В половине четвертого утра большая толпа бухарцев пробовала с фланга атаковать наш обоз. Подбадриваемые воплями, джигиты бросились на него со всех сторон. Майор Тихменев, вовремя заметив атакующих, выслал одну роту пехоты на курган, влево от дороги. Солдаты, заняв выгодную позицию, открыли по бухарцам частую ружейную пальбу, заставив конницу повернуть вспять.

Перед самым восходом солнца открылась наконец и главная неприятельская позиция.

Позиция противника простиралась на пять верст, вдоль по высотам и по сторонам дорог. На высотах непрерывной линией была расставлена регулярная пехота, построенная в две шеренги, из которых первая была вооружена ружьями и саблями, а вторая пиками. Гребень высот занимала артиллерия, прикрытая земляными брустверами. На дороге в Карши стояла регулярная конница с бунчуками и значками, а на дороге в Кермин масса вооруженного конного и пешего ополчения.

Штабные офицеры быстро на глаз прикинули силы противника:

– Регулярной пехоты до десяти тысяч, обычных воинов – более пятнадцати, а ополчение считать и смыла нет, сами видите, все окрестные курганы от них черные! – доложили офицеры Гейнсу.

– Меня более всего волнует артиллерия, – ответил тот.

– В зоне видимости полтора десятка пушек, – пояснили ему.

Вскоре от пойманного бухарца узнали, что командует армией некий турецкий сераскир по имени Ходжа и беглый сибирский казак по имени Осман, уже знакомый нам по «Инканскому делу».

– Этого Османа давно следует поймать и расстрелять как изменника Отечества! – нахмурился Кауфман, услышав знакомое имя.

Вставшее за холмами солнце осветило стоявшую у их подножия тридцатитысячную толпу бухарской пехоты.

Помня, как наши после перехода через Зеравшан вытряхивали воду из сапог, бухарцы решили также применить эту тактическую новинку. На виду нашего отряда их первые ряды стали головой вниз, тогда как задние добросовестно стали трясти их за ноги. По совершении этого обряда в победе никто из бухарцев не сомневался. Сказать, что наши, видя эту картину, были удивлены, значит не сказать ничего…

Посмотрев до конца устроенный аттракцион, Кауфман только хмыкнул, сказав:

– Будем атаковать!

– Когда? – спросили штабные.

– Немедля!

* * *