За рекой обороняющие вырыли шанцы, в которых засели стрелки. Пехота под командованием генерал-майора Головачева на глазах у неприятельских полчищ, перейдя Зеравшан, с ходу ударила в штыки, овладела шанцами, а затем и высотами Чапан-Ата, обратив бухарцев в бегство. «Неприятель ретировался очень быстро, – писал очевидец, – так что, взойдя на высоты, мы увидели только мелькавшие пятки удиравших».
Из описания похода, сделанного генералом А.Н. Куропаткиным: «Странный вид представляли эти горсточки наших солдат, окруженные и разъединенные тучею бухарских всадников, все подвигавшиеся вперед к позиции, признававшейся неприступною и занятой в 10 раз сильнейшим противником. Но такова сила духа, такова отвага, не знающая невозможного, русских войск, что уже одно это, безостановочное движение вперед наших колонн, поколебало сердца бухарцев, стало представляться и им неотразимым. Действительно, когда наши войска, перейдя последний проток, с криком «ура» бросились на длинные линии бухарцев в штыки, все бежало, оставив нам 21 орудие и массу оружия. Наша потеря составила около 40 человек».
Пока переходили реку, солдаты набрали полные голенища воды. Разуваться и вытряхивать воду времени не было, поэтому они становились на руки, а товарищи трясли их за ноги. После этого сразу ударили в штыки на бухарцев. Необычное поведение наших произвело на бухарцев ошеломляющее впечатление. Они решили, что наши солдаты исполнили некий магический ритуал, дарующий победу. Бой на Самаркандских высотах продолжался недолго.
«Неприятель, – вспоминал участник боя, – не ждал наших штыков и прежде, чем мы сблизились на сто шагов, оставил 21 орудие и бежал, бросая по дороге не только оружие и патронные сумы, но даже одежду и сапоги, в которых бежать трудно». О позорном бегстве с поля боя своих соотечественников бухарский дипломат Ахмади Дониш писал так: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать».
В этом бою особо отличился поручик Николай Каразин¸ впоследствии прекрасный художник-баталист и писатель. За подвиги Каразин получил орден Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а также чин штабс-капитана.
Бежавшие сарбазы выглядели настолько жалко, что самаркандцы, стыдясь их позорного поражения, просто захлопнули у беглецов перед носом ворота, когда они огромной толпой хотели спрятаться за стенами Самарканда. Не пущенным в город воинам ничего не оставалось, как сдаться подошедшим следом русским…
Осматривая в подзорную трубу Самарканд, Кауфман хмурился. Понять его было можно. Одно дело разгромить слабо организованное воинство Музаффара на открытом месте и совсем другое осаждать или штурмовать столь серьезную крепость. Древняя цитадель Самарканда была выстроена на возвышенности над остальным городом и представляла собой неправильный многоугольник. Стороны многоугольника были обнесены глинобитной стеной, вышиной от трех до шести саженей и глубоким рвом шириною до двадцати пяти саженей. Северо-восточная часть стены рва не имела, но зато она стояла на берегу глубокого оврага. Если западная сторона цитадели прилегала к садам, то восточная и южная – к саклям и улицам города. Самарканд имел двое ворот – с южной стороны Бухарские, а с восточной – Самаркандские. Внутреннее пространство цитадели было перерезано продольными и поперечными улицами, сплошь застроена казармами и саклями. Здесь же располагалось несколько мечетей, дворец главного самаркандского бека с дворцом эмира, в котором на тронном дворе помещался знаменитый трон Тамерлана. Неизвестно сколько времени бы заняла осада и был ли удачным штурм столь большой крепости, но все сложилось совершенно иначе.
…В тот же день к Кауфману прибыла депутация из Самарканда, изъявившая полную покорность. Генерал поблагодарил жителей города за содействие, а главному судье и духовному предводителю повесил на шеи серебряные медали. После этого русские батальоны беспрепятственно вступили в город, заняв самаркандскую цитадель.
Фактически со взятием Самарканда для эмира Музаффара все было кончено. Дело в том, что тот, кто владел Самаркандом, владел всею водой Бухарского эмирата. Ну, а кто в Средней Азии владел водой, тот владел всем. Полагая, что занятие Самарканда образумит Музаффара, Кауфман приостановил дальнейшее движение войск и послал эмиру письмо, в котором предлагал мир на условии уплаты военных издержек и признании за Россией всех приобретений. Ответа на письмо не последовало.
Художник Верещагин приехал в Самарканд с тыловым обозом, через несколько дней после его занятия. Кауфман встретил живописца со всем радушием и поселил по соседству с собой и начальником канцелярии Гейнсом, только что получившим генерал-майорские погоны.