Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

Отряд переночевал в кишлаке Карасу, на половине расстояния между Катта-Курганом и Самаркандом. Там к Кауфману явился бек Джаны-Кургана, сообщивший, что Самарканд осадили сыновья эмира и шахрисабзские беки. Рано утром Кауфман продолжил движение. В полутора десятка верстах от Самарканда отряд остановился на привал. Со стороны Самарканда была уже слышна канонада. На привале Кауфман, наконец, получил донесение майора Штемпеля, которое передал верный казах. Чтобы противник не мог его прочитать, Штемпель писал по-немецки: «Мы окружены, штурмы непрерывны, потери большие, нужна помощь…»

После этого отряд двинулся вперед уже почти бегом. К вечеру Кауфман подошел к садам Самарканда, наполненным шайками мятежников. При виде русских войск многие мятежники начали разбегаться во все стороны.

Утром 8 числа командующий лично повел отряд с песнями и барабанным боем в Самарканд. Колонны солдат двинулись по узким улицам Самарканда, обращая в бегство толпы вооруженных самаркандцев. Одновременно сделал вылазку и гарнизон. С городских мечетей по нашим палили из фальконетов.

– Непорядок! – мотнул своей белобрысой головой подполковник Назаров. – Надо их оттуда выкурить!

Сказано – сделано! Солдаты мгновенно ворвались в мечети и перекололи штыками их защитников.

В это же время герой Ташкента полковник Абрамов со своей колонной разгромил огромную толпу китай-кипчаков, заставив их бежать на северный берег Зеравшана.

К полудню наши колонны полностью зачистили город от мятежников. Теперь Самарканд являл собой груды развалин, над которыми клубился дым. Повсюду валялись горы трупов, обгоревших скелетов и человеческих костей…

* * *

Всего наши потери за все время обороны Самарканда составили 180 офицеров и солдат. Ранены были почти все. Что касается самой беспримерной шестидневной обороны цитадели Самарканда, то она заняла почетное место в летописи славных дел нашей армии. «Шесть дней защиты Самарканда, – писал впоследствии историк русской армии Антон Керсновский, – навсегда останутся блистательной страницей в летописях и традициях туркестанских войск».

Героический гарнизон Кауфман поблагодарил следующим приказом: «Храбрые войска гарнизона самаркандской цитадели! Шагрисабские войска и массы вооруженных городских и окрестных жителей, увлеченных возмутителями, возымели дерзкую мысль уничтожить вас. Они ошиблись и наказаны. Вас руководили долг, присяга и честное русское имя. Больные и раненые, могущие стрелять и колоть, все были в строю, на стенах и в вылазках. Распорядительный, храбрый комендант и все господа штаб– и обер-офицеры были с вами всегда, руководили вами и разделяли ваши опасности. Их распорядительность, а ваша храбрость и стойкость сделали ничтожными все попытки неприятеля. Вы не уступили ему ничего. Вы бились семь дней, и когда на восьмой я пришел к вам – все были так бодры и веселы, что нельзя было мне не любоваться, не гордиться вами! Помяните доброй и вечной памятью падших во время этой славной семидневной обороны цитадели. А вам молодцам – спасибо за службу»!

На похоронах погибших Кауфман сказал слова, облетевшие вскоре всю Россию:

– Здесь русская земля, в которой не стыдно лежать русским костям!

Следует сказать, что в первый же день солдаты попросили отслужить молебен за здоровье подполковника Назарова как своего главного спасителя. При этом Назаров был строг к нарушителям порядка и воинской морали. Когда на его глазах подвыпивший солдат подошел к валявшемуся трупу мятежника и, глумясь, со всего маха воткнул штык в глаз, да еще повернул, так что в черепе скрипнуло, проходивший мимо Назаров вспылил.

Подбежав к солдату, он отпустил ему увесистую оплеуху:

– Ах, ты подлец, над мертвым издеваться!

…В тот же день к Кауфману явились с повинной аксакалы. С ними теперь не церемонились. Руководители мятежа тут же были выявлены, приговорены к казни и расстреляны.

К сидевшему на стуле посреди дворцового двора Кауфману подтаскивали очередного главаря.

– Расстрелять! – устало кивал головой генерал-губернатор. – Расстрелять! Расстрелять!

В наказание Кауфман приказал… сжечь городской базар, а за измену, по старой военной традиции, отдать город на три дня на разграбление. Женщинам и детям, впрочем, было разрешено уйти.

Уже через сутки жители Самарканда запросили пощады и получили ее. Спокойствие и порядок были быстро восстановлены. Самарканд стал очищаться от костей и пепла.

Вскоре солдаты уже пели кем-то сочиненное на злобу дня:

Вот со всех сторон коканцы,
Близко лезут к нам поганцы, —
Кинулись в упор.
Эх, да, кинулись в упор!

Закатили в них картечью,

Посшибали башки с плеч,
На поддачу – пуль.

Закричали, заревели,

Опять было налетели,
Да скусили гриб.
Эх, да скусили гриб!

Видят, – жутко, салмоеды,

Им хотелося победы,
Но не удалось!