Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

Через месяц, в середине июня посольство было уже у стен Пекина. Встретившие посла цинские чиновники сразу же намекнули, что приехавшему вовсе не рады. Это Игнатьева нисколько не задело:

– Мало ли кто кому не рад! Может, на меня их рожи тоже тоску навевают!

Затем чиновники запретили Игнатьеву въезжать в Пекин на носилках, что было обязательно для его чина. Налицо было явное издевательство.

– Еще чего! – возмутился Игнатьев. – Я сам решу, как мне по Пекину кататься – в седле или в карете!

Когда же кареты не нашлось, посол потребовал богатые носилки, в которых демонстративно проследовал через весь город к подворью Русской духовной миссии.

Навстречу послу на руках носильщиков проплыл, обтянутый зеленой материей, паланкин. Бежавшие вокруг слуги кричали:

– Разойдись! Разойдись!

Отдельный слуга тащил большой зонт с какими-то иероглифами.

– Кого-то в сем гробе волокут? – поинтересовался Игнатьев у шедшего рядом с носилками переводчика духовной миссии.

– Зеленый цвет – это свидетельство высокого ранга! – разъяснил тот. – А иероглифами обозначен титул мандарина!

На китайцев наглое поведение Игнатьева произвело должное впечатление, и отныне его стали уважительно величать – И-Дажень, что значит сановник И.

* * *

Русская миссия – это несколько домов и православная церковь, где трудятся священники и переводчики. С разрешения маньчжурских императоров духовная миссия занималась духовным окормлением немногочисленных православных китайцев-албазинцев, потомков русских казаков и первопроходцев. Помимо этого, миссия играла в империи Цин и роль нашего неофициального посольства.

Первая официальная встреча Игнатьева с местными чиновниками состоялась только через две недели после его прибытия в Пекин. Имперские чиновники предстали в синих шелковых халатах с длинными рукавами. В руках чиновники-мандарины держали сандаловые веера. На халатах были изображены птицы или животные, на ногах – высокие атласные ботинки на толстых белых подошвах, на головах – конусообразные фетровые шапочки с шариками и павлиньими перьями. Разговаривали и передвигались чиновники нарочито медленно, изображая значимость.

– Гражданские чиновники носят на халатах изображения птиц, военные – животных, – пояснил вполголоса Игнатьеву переводчик.

– Кто из них главный? – спросил Игнатьев, оглядывая мандаринов.

– Вон тот с белым журавлем на халате, а его помощник – с золотым фазаном. Все прочие павлины, гуси, фазаны и утки уже не в счет.

– Значит, мне их по птицам определять? – осведомился посол.

Толмач кивнул головой, добавив:

– Можно и по шапочкам. У самого главного на шапочке рубиновый шарик, у первого помощника – коралловый, у второго – нефритовый. Можно еще смотреть по пластинкам на поясах.

– Это уже излишне, – остановил его Игнатьев. – Дай бог, я хоть это запомню.

Тем временем мандарины в знак приветствия сжали кулаки и подняли их на уровень лица – это был самый из непочтительных ритуалов приветствия – гун-ши.

Родственник маньчжурского императора Су-Шунь (тот самый, с белым журавлем и рубиновым шариком), уполномоченный вести переговоры, щуря и без того узкие глаза, выразил удивление приезду Игнатьева, заявив:

– Наши ответы вашей стороне уже даны, и говорить более не о чем. Поэтому, может быть, русский посланник пожелает поскорее вернуться на родину…

– Увы, я должен вас расстроить – возвращаться домой я пока не намерен, – скорбно вздохнул Игнатьев, помня напутственные слова Горчакова.

После этого уже скорбно вздохнул Су-Шунь.

После этого обмена любезностями он пригласил русского посла пообедать. Игнатьев с переводчиком и несколько высших чиновников расселись за низкими столиками. Слуги в белых халатах поставили перед ними фарфоровые чашки. Угощали ароматным цветочным чаем с примесью лепестков жасмина и розы. После чая перед каждым положили изысканные палочки из слоновой кости. Подали сладости: очищенный корень болотного растения, жареные грецкие орехи, абрикосовые зерна, пастилу из мороженых яблок. Переводчик пояснил Игнатьеву, что сладости возбуждают аппетит. Тот, грызя болотный корень, вяло кивнул. Затем в комнату вошли, семеня крохотными ножками, пестро разодетые певицы. Лица их были напудрены и нарумянены, а высокие прически украшены цветами. Певицы поклонились, сели и стали играть на струнных инструментах и петь тонкими голосами.