Бюджетный отдых

«Какие же куры, эти влюблённые бабы», – подытожила я встречу.

Про море Гена слышать не хотел, Ангелина, пожимая плечами, извинялась, но я не расстраивалась – такси в городе есть.

Я позвонила знакомой Ане-Амазонке, девушке из такси, и она отвезла меня на «Высокий берег». Я рада была всем, кого встречала в этом тёплом городе. И мне были рады…

Долго я не плескалась. Усталость и вагонную «романтизму» я смыла, а остальное – дальний заплыв с сердечными рыданиями – оставила на завтра. Будет чем заняться.

Сердечные рыдания далеко в море – мой собственный способ очищения души и борьбы с депрессией и усталостью. Некоторые так ревут в церкви. Я тоже это проходила, но оставила далеко в прошлом. Настолько позади, что… Просто забыла. Теперь же я рыдаю под высокое сопрано, хорошее хоровое пение и просто прекрасную музыку. Ещё я рыдаю, когда читаю свои стихи, но это – мой секрет и очень личное.

Мой муж от этого приходит в такой поросячий восторг, что никакой морковки не надо. Вот как только что-то выльется на бумагу с души – прошу его послушать, а в конце как начну реветь, как дура какая.

А он всегда говорит: «Какая ж ты у меня, Нюрок, впечатлительная!», – и смеётся.

И я тогда тоже смеюсь.

Малость отступила от темы. Про халяву рассказала, что это не моё. Про хахаля – тоже. Осталось – про евреев…

Привезла меня Анна обратно.

Какая девушка, я вам скажу! Мне так очень нравится. Не замужем. В руках всё горит – в хорошем смысле слова – а хорошего мужчины рядом нет. Представляете, у женщин курортных городов беда с нормальными мужиками. Курортников навалом, а для жизни – трудно найти. А хахаля – эдакого белоруса! – она бы в три шеи выгнала. Говорю же: «Амазонка!». Я ей на рождество пообещала жениха найти…

Зашла я к Ангелине в дом. Хорошая квартира на первом этаже.

– Хорошая у тебя квартира, Геля. Комнаты большие.

– Это – наша с Геной.

И тут я поняла, что женщина не иначе как очарована «носом», и любые разговоры здесь бесполезны, а намёки – тем более…

Геннадий Моторов спать ложиться не торопился. После того, как его миновала доля завозить взбалмошную тётку на море, он решил оказать белорусское гостеприимство в Гелькиной квартире. На столе возвышалась двухлитровая баклажка какого-то пива и миска с нарезанной капустой. Про капусту Геля сказала, что это единственная еда у них в доме последние три месяца – вся с нового урожая.

От пива я отказалась – не люблю.

Гена после этого оживился. А когда узнал, что я ещё и не курю – даже обрадовался. Видимо, не очень любил, когда его «обкуривают и объедают».

Но у меня были и свои «продовольственные запасы». «Идёшь на день – бери на два!», – всегда говорила мне бабушка. Игорь мою бабулю знал мало, вернее, почти не знал, но думал, видимо, так же. Вот тут-то и наступил час «х» для початой бутылки «Вермута» и тех продуктов, до которых не добралась инвазийная девица-тварь. Стол стал похож на праздничный. Саша налегал на пиво, а мы с Ангелиной приканчивали «Вермут», сыр, капусту и еврейскую колбасу.

Еврейская колбаса – лучшая колбаса в мире. Однажды мы купили палочку, всё в той же Анапе. Мы пытались её нарезать, но сломав об неё не один нож, выяснили: ей «хоть бы хны». В конце концов, она присутствовала на нескольких стихийных сабантуях, но выжила, пережила дорогу домой в поезде «Анапа – Липецк», а ещё через месяц мне позвонила подруга – благодаря которой я познакомилась с Анапой – и сообщила мне, что её всё-таки прикончили усилиями всей семьи.

Я люблю пошутить за столом. Ангелина, выпив вина, немножко расслабилась, и мы с ней стали смеяться над тем, как искали телефон…

Тут я вспомнила, что привезла ей чудесный подарок. Её нарядили, и она снова стала нарядная, яркая, весёлая…

Потом смеялись над Генкиной баклажкой пива и предложили не «дуть его в пустую», а попробовать справиться с еврейской колбасой. Гена от колбасы не отказался. Справился и принялся нахваливать…

Мне было хорошо.

Мы сидели втроём: армянка, русская и белорус и болтали на простые жизненные темы. Всем было уютно, пока вдруг не заговорили о войне. О страшной братоубийственной войне. Женщины говорили о женском, и – по-женски. Мужчина – по-мужски, и о мужском.

И сразу возник хаос. Как будто невидимый ветер задул свечу на подоконнике. И стало темно…

– Колбаса хорошая, а вот евреев я ненавижу, – вдруг сказал Гена.

– За что?

– А ни за что! Ненавижу – и всё…

– Гелька говорила, что ты поляк? – спросила я.

– Я подданный царства Литовского! – гордо козырнул «Подданный».

«Ой, мама! Крепкое, видимо, пиво…», – подумала я.

– Это мама моя – полька! – продолжал распускать ветви родословной Гена.

– А как у неё фамилия? У мамы? – спросила я.

– Кухаревич…

– А дедушку твоего как звали? Папу маминого?

– Леонид…

– То есть ты – внук Лёни Кухаревича, идеальный еврей по материнской линии – сейчас заявляешь, что ты ненавидишь евреев?

Сначала была долгая пауза.