Бюро расследования судеб

«Недавно я обнаружил, что сорок пять наших работников в прошлом занимали высокие посты в СС или гестапо, – пишет Толбот. – Следствием установлено, что один из них пытался поджечь архивы. Все они были приняты на работу в ИТС представителями союзнических организаций, вопреки всем правилам предосторожности и законам о денацификации. Я немедленно распорядился их уволить, и все-таки не в силах уберечь вас от опасности допуска военных преступников к хранилищам архивов. Если это дело станет достоянием общественности, репутации Верховной союзной комиссии и “Интернешнл Трейсинг Сервис” навсегда окажутся запятнанными. Поэтому я советую перевести архивы под ведомство международной комиссии, которая будет контролировать и персонал, и его задачи».

Ирен делает глоток вина. Хорошо же хранился этот секрет. Или Толбот предложил Эве свое содействие в обмен на ее молчание?

Ей приходит на память один разговор с Эвой – через несколько месяцев после того, как Ирен начала работать в центре. Они только что позавтракали вместе с Мозгом, который вволю попотчевал их своими смешными историйками. Ирен была очарована, а Эва отметила:

– Чудо что за человек – и скромный, и храбрый. Нас мало здесь осталось от первой команды. Большинство предпочли уехать из Германии, когда отсюда ушли войска союзников.

– А вы-то оба почему остались? – спросила она.

– Я не могу отвечать за него. А я… у меня больше ничего не было. Здесь я хотя бы чувствовала себя нужной. И потом, надо же кому-то следить за архивами. Слышала небось про Цербера – пса, сторожившего у врат преисподней?

– Да, а при чем здесь он?

– Как думаешь, я на него похожа? – спросила Эва, и ее прокуренный смех прозвенел на весь коридор.

Она и сейчас его слышит.

Кароль

Присев в коридоре, Ирен отчаянно трет виски. В эту ночь ей приснилось, что Эва предупреждает ее: они снова возвращаются. После такого глаз уже не сомкнешь. От застарелой тревоги сжалось сердце. Страх, что сделают больно Ханно. Мгновение она боролась с желанием позвонить ему – в три часа ночи. «Успокойся. Все в порядке», – повторяет она самой себе, только чтобы разжались тиски в ее грудной клетке. Она представляет себе тихие аллеи кампуса, болтающих под деревьями студентов. Уютный и умиротворяющий мирок, он не мог дать трещину.

Наконец ей становится полегче. Она подбрасывает в очаг полено и включает новые серии «Дряни» – пусть идет до рассвета. Ей очень нравится эта героиня – откровенная до душевной наготы и с глумливым юморком. Проснувшись, она обнаруживает, что ее машину занесло снегом. Расчищая лопатой смерзшиеся ледяные корки, она чувствует, как воздух снова заполняет ее легкие, прогоняя черные мысли. Лес, весь припудренный белым снежком, сверкает в лучах солнца. Когда Ханно жил здесь, вся тяжелая работа доставалась ему. Все заканчивалось игрой в снежки и сумасшедшим хохотом. Она думает, что надо бы завести собачку. Та, у Глэзеров, показалась ей очень ласковой.

Сильке Бауэр пунктуальна. Вот уже два года, как она влилась в команду отдела по розыску детей. До этого преподавала современную историю в Берлине. Ее специальность – программа германизации в нацистской Германии. Чтобы написать эссе на эту тему, она и пришла в ИТС. Все свои отпуска за последние несколько лет – восемнадцать месяцев вкупе – она просидела в архивах, описывая фонды. Когда ее книга была закончена, Шарлотта Руссо уговорила ее остаться.

Она принимает Ирен в тщательно убранном кабинете. Здесь нет ни сложенных шаткими стопками папок, ни кружек с остатками холодного кофе на донышке, забытых на этажерке. На самом видном месте красуется рождественский венок – вспоминания о ее берлинском детстве. Ей не хватает столичного размаха. Здесь все слишком маленькое, говорит она, в такие вот деревеньки с разноцветными деревянными домами уезжают провести канун Рождества. Ей пятьдесят, короткая стрижка, потускневший блонд, под глазами круги, говорящие о бессоннице, и всегда под рукой электронная сигарета – утеха курильщицы, расставшейся с вредной привычкой. Она посвящает все свое время «беспризорным детям», перемещенным малым сим, которые находились в оккупированных Германией зонах. После освобождения союзники столкнулись с миллионами потерявшихся детей. Сироты, те, кому удалось выжить в лагерях, юные, насильно угнанные как рабочий скот. Благотворительным организациям предстояло позаботиться о них, идентифицировать и устроить возвращение на родину. Большинство из них были истощены от голода, травмированы, отказывались разговаривать. Волонтеры, прибывавшие из США или Соединенного Королевства, зачастую имели о войне весьма отдаленное представление. Они быстро сообразили, что эта миссия потребует полной самоотдачи. Больше времени им понадобилось, чтобы осознать, что они – всего лишь пешки на громадной шахматной доске, и оценить всю меру собственного бессилия.

– Я разыскиваю польского мальчика, – объясняет она Сильке Бауэр. – Он был похищен в конце сорок первого или в начале сорок второго. Польский Красный Крест открыл следствие, которое закончилось провалом.