Бюст на родине героя

Войдя в магазин и оглядевшись, я был поражен происшедшей в нем перемене. Нет, пахло здесь, как и прежде, тухлятиной, и пол был засыпан грязными опилками, и на прилавке дремала та же полосатая кошка — конечно, не та, а, скорее всего, ее правнучка, но сегодняшний тридцать третий в сравнении с тридцать третьим десятилетней давности казался бруклинским супермаркетом. В прежние годы на грязных прилавках можно было обнаружить хозяйственное мыло, неочищенную соль, спички, подсолнечное масло, карамель «Лето» в липких фантиках, серые макаронные рожки да куски жира с темными прожилками, которые почему-то назывались «свинина мясная», — кажется, я ничего не упустил. Да, порою еще выбрасывали чудо-юдо рыбу простипому, покупать которую не хотелось из-за противного ее вкуса, а еще больше из-за двусмысленного, просто неприличного названия. А сейчас! Невиданное изобилие царило сейчас.

Кажется, и впрямь свежие ветры перемен пронеслись над моей любимой несчастной страной и принесли невиданное-неслыханное изобилие. Лежит — не расхватывают, вырывая друг у друга из рук, — и говядинка двух сортов-категорий, и колбаса вареная, и тушенка китайская, и «яйцо диетическое», и даже свиные ножки на холодец. Сгинула, сгорела в очистительном огне перестройки мерзкая простипома, но есть филе трески, и даже имеют, что твой Брайтон-Бич, свежий карп. И нет утвержденного-подписанного кем-то на самом верху перечня «отпуска товаров в одни руки». Бери — не хочу!

Я перевел взгляд на прилавок винного отдела. Как всегда, в ассортименте местный «сучок» и «красенькое» — портвешок крашеный. Но — вот чудо! — и настоящая, с винтом, «Московская», увешанная медалями, что грудь ветерана, и славящаяся на весь мир «Столичная», и непривычные не только провинциалам, но и нам, москвичам, водочки под русскими фамилиями с двумя «ф» на конце — как в том анекдоте: чтоб был подлинней и потверже, — и разноцветные ликерчики из прежде враждебного, а ныне вполне дружественного Израиля, ну их-то, наверное, пока не очень берут — мало ли чего евреи подмешают… Что-то там еще стояло соблазнительное, но рассмотреть я не успел, потому что меня тронули за рукав. Я обернулся.

Передо мной стоял невысокий мужчина средних лет в драповом пальтеце и шапке из кролика. На носу в красных прожилках сидели очки без оправы, из-под которых зыркали острые глазки. Интеллигент из Челябинска, да и только.

— Шепиловым, гражданин, будете? — спросил он.

Ох, и ехидным же бывает наш великий и мудрый народ! Как ловко умеет он вкраивать в наш великий, могучий, правдивый и свободный язык идиотский партийный новояз! Помню, не прошло и месяца после афганского вторжения, а в гастрономе на Тверской слегка подвыпивший мужчина просил продавщицу: отрежь мне, красавица, ограниченный контингент «отдельной», так что-нибудь с полкило. Мало кто помнит нынче антипартийную группу Молотова, Маленкова с Кагановичем и примкнувшего к ним Шепилова, а до сих пор спрашивают, скидываясь на троих: Шепиловым будешь? То есть примкнешь к нам, чтобы по-братски, с точностью до капли разлить поллитровку на троих и выпить встояка из граненого стакана, а?

Предложение интеллигента застало меня врасплох. Пить с утра не хотелось, но, с другой стороны, нельзя было упускать шанс — лучшего способа вступить в контакт с местными пьяницами не придумаешь.

— Третий кто? — спросил я.

— Вон стоит, мучается. — Интеллигент кивнул в сторону прислонившегося к стене лохматого, одетого в ватник детины, которого вполне можно было демонстрировать студентам-медикам в качестве модели похмельного синдрома.

Я достал кошелек и отсчитал деньги. Интеллигент с удивительной живостью подлетел к прилавку и буквально вырвал из рук продавщицы бутылку «сучка». Я пожалел, что не добавил на нормальную водку, но это, скорее всего, было бы проявлением дурного тона и могло даже обидеть моих партнеров по тройке.

Мы вышли на улицу, и тут же, чуть в стороне от дверей магазина, интеллигент, достав из кармана пальто стакан, принялся разливать. Руки его заметно дрожали.

Свежий ветер перемен принес не только изобилие, но и свободу, подумал я: раньше за распитие на улице вполне можно было угодить в ближайшее отделение милиции.