Бюст на родине героя

Степаново «гнездо» оказалось в пяти минутах ходьбы, чуть в стороне от шумного проспекта. Четырнадцатиэтажная башня светлого кирпича на стилобате, в котором было собрано все, что необходимо для удобства уважаемых в городе людей: стол заказов, булочная, комбинат бытового обслуживания и даже юридическая консультация. Сидевшая за парадной дверью бабушка с мотком шерсти и спицами спросила меня, к кому иду, кивнула, удовлетворившись ответом, и продолжала вязать. Я же вознесся в ослепительно чистом лифте на двенадцатый этаж и позвонил в стеганую дерматиновую дверь.

Дверь открыла седая женщина с резкими чертами, в которой я не без труда узнал Тамарку. Она не ответила на мое приветствие, но жестом пригласила в просторную прихожую. Раздеться Тамарка не предлагала — неприветливо смотрела на меня и ждала, что я скажу.

— Здравствуй, Тамара, сколько лет! — сказал я. — Узнаешь меня?

Она кивнула и отвернулась.

— Вот нашел вас через справочную… — промямлил я, не зная, о чем говорить дальше.

— Если тебе Степан нужен, зря искал. Он здесь давно не живет.

— А где же он? — спросил я машинально, хотя понимал, что в подобных ситуациях такой вопрос неуместен, во всяком случае, с ним следовало повременить.

— Не знаю и знать не хочу, — отрезала Тамарка и продолжала смотреть мимо меня, куда-то в сторону вешалки.

— Ну а как вы вообще? Как Вова? Вырос? — Я чувствовал нелепость своих вопросов, но не мог так сразу взять и уйти.

— Вырос, вырос. Лучше без отца, чем с таким отцом. Что еще? — Ей явно не терпелось, чтобы я ушел.

— Ну ладно, я тогда пойду, — сказал я.

— И больше, пожалуйста, не приходи, — сказала Та-марка, и мне показалось, что ее голос дрогнул. — Ты тоже к этому делу ручку приложил…

Я переступил порог, дверь за мною резко захлопнулась. К чему я приложил ручку? К тому, что Степан запил и его выкинули с завода, что семья развалилась и Вовка вырос без отца? Но я-то здесь при чем, размышлял я, стоя у лифта, и почему-то чувствовал при этом смутную вину перед Степаном, Тамаркой и их сыном-безотцовщиной.

Лифт гулял где-то между этажами внизу, и я решил спуститься пешком. Преодолев несколько пролетов, я услышал над головой торопливые шаги — кто-то догонял меня. Шаги приблизились, высокий парень в очках поравнялся со мною и дотронулся до рукава моей куртки. Он был без пальто, в одной рубашке и джинсах. Я остановился. Это был Вова.

— Простите, пожалуйста, мать, — смущенно произнес он. — Она всегда так, когда видит отцовских друзей. Ей так досталось… Поймите ее…

— Понимаю, — сказал я. — Ты-то как?

— Я ничего. На нефтехиме работаю в ЦЗЛ, институт кончаю, сейчас вот в дипломном отпуске. В общем, в порядке. А вот мать, сами видели…

— Видел, Вова, видел. А с отцом что, совсем худо?

Вова молчал, опустив голову.

— Может, я чем смогу помочь, — сказал я. — Где он? В городе?

— Ему, наверно, никто уже не поможет. Мы с мамой все сделали. Два раза направляли на принудительное лечение, а он сбегал. Ничего делать не хочет — ни зашиваться, ни кодироваться. Ничего. Вы не представляете, каким он стал, вы его не узнаете.

— Где он живет?

— До осени жил у своей сестры, у тети Зины. Она его хоть обстирывала. Я навещал, приносил поесть. Мать вроде и не разрешала, но сама иногда что-нибудь для него готовила. А потом ушел от тети Зины. Раз я его издалека видел возле «Голубого Дуная» на Болотной, он меня заметил и сбежал. Алкаши говорят, он живет там поблизости, снимает угол у какой-то старухи.

— Вот что, Вова, — сказал я. — Так не бывает, чтобы человека нельзя было спасти, да еще такого, как твой отец. Есть хорошие специалисты, в Москву можно свозить. Я остановился в «Востоке», еще неделю здесь пробуду. Найдешь отца — дай мне знать. Что-нибудь придумаем.

В ту минуту я искренне верил, что придумаем. И Вова, мне кажется, тоже поверил.

— Спасибо вам большое, — сказал он. — Я вам обязательно позвоню. А сейчас, извините, побегу к маме.

Мы пожали друг другу руки. Он помчался вверх, перепрыгивая через две ступени, я медленно, придерживаясь за перила, стал спускаться.

Пока я шел до гостиницы, окончательно стемнело. Было зябко и зверски хотелось есть. Хватит на сегодня трудиться. Купив в кулинарии напротив гостиницы жареную курицу, а рядом, в длинном гастрономе — бутылку «жигулевского» и буханку черного, я поспешил в свой номер. Многолетние разъезды по стране приучили меня к неприхотливости, в другое время я, не раздумывая, сервировал бы себе обед-ужин на газетке, курицу рвал бы руками, а пиво открывал о батарею, но полулюкс обязывал: я достал из горки тарелку, нож с вилкой и фужер прессованного хрусталя, нашел открывалку и приступил к трапезе. За нею меня и застал Олег.