Бюст на родине героя

Мы помолчали. Не знаю, о чем думал Натан, но мне после его обещаний привезти сюда Борьку-Степу в деревянном ящике стало здорово не по себе. Он командирует меня в Энск и даже выдал под отчет командировочные, которые я с легким сердцем принял. Теперь предстоит ехать. Зачем? Может быть, как раз на меня и возложена приятная миссия уложить Степана Крутых в этот самый деревянный ящик, забить его гвоздями и послать малой скоростью в Нью-Йорк?

Извините, Натан Семенович, как вы сами верно заметили, я не по этому делу. Крутых меня на нары не сажал и вообще не сделал мне ничего дурного, более того, о встречах с ним у меня сохранились самые лучшие воспоминания. Есть люди, попившие у меня и моих друзей немало кровушки, — тот же Владлен, наш издательский гэбэшник, — добра я им не желаю, но укладывать собственноручно в ящик не собираюсь. Не мое это. Если Натан в чем-то на меня рассчитывает, в наши отношения надо внести полную ясность.

— Скажите, Натан Семенович, — спросил я, — что я должен сделать для вас в Энске? Надеюсь, это никак не связано с вашими… э-э-э… старыми счетами со Степаном? В противном случае я…

— Ах, как умно, дорогой, ты изъясняешься! Старые счеты… В противном случае… Одно слово — писатель. За кого ты меня принимаешь! Сейчас старик Натан напишет тебе задание, цель командировки — замочить Степана Сидорыча Крутых. Об исполнении доложить!

Забавно: мысль о командировке пришла нам в голову обоим.

— Такое надо придумать! Ты больше Натана слушай, я со зла чего не наговорю. Мне этот хазер и на хер не нужен, пусть живет себе, свинья трефная, пока сам не сдохнет от белой горячки. — Натан снова стал заводиться. — А если надо будет кого прибрать, разве мне придет в голову, чтобы ты, мой гость, родной мне уже человек, руки пачкал, рисковал, время свое дорогое на всякую мразь тратил. У меня на эти дела очередь желающих стоит, только свистни. Так что выкинь из головы, у меня и в мыслях такого не было, клянусь тебе аф бене мунес.

Натан сделал страшные глаза и приложил короткопалую ручонку к груди.

— Но тогда, быть может, вы расскажете мне, в чем же состоит мое дело в Энске. Ну хотя бы в общих чертах.

— Ай, пустяки! Кой-какие бумажонки собрать — там, здесь, собес-шмобес, я знаю…

Наверное, я бы все-таки вытянул из Натана какие-нибудь подробности предстоящей командировки, но в этот момент в дверь постучали, и, словно слуга в старой пьесе, вошел Грегор.

— Она приехала, хозяин.

— Пусть зайдет.

Грегор распахнул дверь и, посторонившись, впустил в комнату Барбару.

Глава 6

— А, поздняя птичка, наконец-то! — завопил Натан, переходя на английский (жуткий английский, немыслимый английский, я бы сказал, энский-шменский диалект этого довольно распространенного языка). — А мы тебя заждались, милочка, мальчик прямо-таки извелся. Я ему обещал встречу с очаровательной особой, которая по нему сохнет, а особы все нет и нет. Где тебя черти носят, проблядушка черномазая?

Последние слова Натан произнес по-русски, но по выражению лица Барбары можно было заключить, что она не впервые слышит такое обращение, знает смысл этих слов и, понимая их шутливый оттенок, вовсе не обижается.

Она подошла к нам легкой вызывающей походкой манекенщицы и остановилась рядом с Натаном.

— Я же тебе говорила, Нат, что приеду прямо с занятий.

— Пошла ты в тохес со своими занятиями. Твое занятие — в койке кувыркаться, — с нарочитой свирепостью произнес Натан и с размаху звонко шлепнул Барби по обтянутой линялыми джинсами попке.

— Ах так! Ты еще будешь лапы распускать, старый козел! — Она молниеносно выбросила руку с растопыренными пальцами прямо в лицо Натану, как бы намереваясь в отместку за шлепок выколоть ему глаза.

Обменявшись привычными, похоже, шутками, они расхохотались.

Отсмеявшись, Барбара аккуратно промокнула платочком глаза, оглядела себя в зеркальце и только после этого посмотрела в мою сторону.

— Добрый вечер, сэр, извините за опоздание.

Я что-то залепетал в ответ, но Натан прервал меня:

— Слушай, милка, какой он тебе на хрен сэр. Свой парень в доску, мой друг, мой гость дорогой. Вот что, дети, не выпендривайтесь и зовите друг друга по имени. А сейчас пошли чай пить.

— Прости, Нат, но я только на минутку, — сказала Барбара. — Еле живая, с семи утра на ногах. Как-нибудь в другой раз посидим.

Натан посмотрел на часы.

— Ого! Двенадцатый час, а мне в шесть вставать. Ладно, милка, езжай, Бог с тобой. Слушай, а ты гостя в Бруклин не подбросишь? Чтоб мне Алика ночью не гонять. Ну спасибо, моя сладкая, Натан, как всегда, твой должник. Езжайте, дети, с Богом…