— Ты куда, брат?! Давай я снова соединю! — кричал мне вслед владелец золотых цепей, хоть и явный жулик, но, должно быть, твердо придерживающийся кодекса уличной чести — коли уж взял деньги, так пусть наговорится человек и впрямь до усрачки. Наверное, не надул бы меня, заплати я ему за травку, за девочку, за мальчика или еще за какое-нибудь экзотическое удовольствие.
Но я не слушал его, мне плевать было на выброшенные на ветер деньги, потому что я держал в руках тонкие длинные пальцы Барби.
Потом мы сидели в маленьком ресторанчике в Виллидже, его выбрала она, столик был на двоих, и приветливый паренек-официант таскал нам огромные порции немыслимо вкусной снеди, и мы уплетали ее так, словно проголодали месяц, и с набитым ртом говорили друг другу что-то невнятное, и пиво, которое мы пили, было таким вкусным и славно утоляющим жажду, каким оно бывает только в московской бане с хорошей парной. И я думал, это ж каким надо быть дебилом, чтобы измыслить такое: не придет — еще лучше. И становилось жутко от одной мысли, что она могла не прийти.
Паренек принес кофе и пирожные, каждое размером с наш московский небольшой торт. Мне не то что есть, смотреть на них было страшно, а Барбара с чисто американской страстью не оставлять на столе ничего несъеденным набросилась на сласти — щедро облитые кремом кусищи проваливались в ее широкий африканский рот, над верхней губой выросли шоколадные усики. Я любовался ею, как родители любуются своим здоровым ребенком, уминающим за обе щеки манную кашу. Впрочем, мои чувства к Барби на самом деле были вовсе не родительскими, а уж если их таковыми называть, то это скорее ощущения будущего отца перед зачатием ребенка. Короче, я жутко, до боли внизу живота, хотел ее.
Наконец паренек приволок два графина — с коньяком и ликером — и сказал, что это бесплатно, это от заведения. Я засмущался, но Барбара успокоила меня: мол, мы здесь с тобою столько уметали, что хозяин должен на столик мемориальную доску поставить, а не два паршивых графинчика.
Хорошо было с чувством исполненного долга перед хозяином ресторанчика потягивать ликер, затягиваться сигаретой и смотреть в глаза Барби. Она говорила, а я слушал, время от времени поддакивая — да, да, я тебя понимаю — или просто кивая головой. Меня она ни о чем не расспрашивала, просто рассказывала о себе.
Ей двадцать семь. Живет одна, район вполне приличный, квартирка небольшая, но уютная, да ты сам увидишь (сладко екнуло сердце), дедуля Костоломофф платит вполне прилично, можно кое-что откладывать, а работенка не пыльная, да и, как ты уже верно заметил, близка к будущей специальности. Изучает антропологию, интересуется особенностями своей расы, пишет работу о выдающихся черных атлетах. Много материала вытянула (смеется) из мужа. Какого еще мужа? Да, уже разок сходила замуж, но давно разбежались — тот еще козел! Хотя и знаменитость, да ты мог его видеть по телику: играет за «Дьяволов», под семь футов ростом, ну, знаешь, наверное, с виду свирепый такой, бритый наголо.
Я люблю смотреть баскетбол и видал на площадке добрую дюжину черных гигантов с обритой головой, а какой из них Барбин, конечно, не ведал, но на всякий случай в очередной раз кивнул. И внезапно почувствовал, что мучительно ревную: ну пусть развелись, так ведь спали ж вместе, и он как мужик, должно быть, мне не чета — одни мускулы, о мужских достоинствах черных парней вообще ходят легенды, куда ж это я — с суконным рылом и прочим в калашный-то ряд…
Надо полагать, муки ревности столь недвусмысленно проступили на моей физиономии, что Барби внезапно оборвала свой рассказ. Некоторое время она молча изучала меня, а потом весело расхохоталась:
— Дурачок! Ты и он — сравнил! — Она коснулась пальцами моей щеки, как тогда, в машине. — Да ты… да ты на голову выше его и всех «Дьяволов», вместе взятых. — И снова рассмеялась, потому что на самом деле это смешно: я на голову выше центрового из команды НБА. — А вот что в тебе, прямо скажу, так себе… Это… Для такого парня, как ты, ну, знаешь, для парня, который ничего не боится, в общем для такого парня, мне кажется, ты слишком робок с девушками. Хотя, — задумчиво продолжала она, — пожалуй, мне это даже немного нравится. Знаешь что, хватит болтать, поехали ко мне. Взявшись за руки, мы прошли несколько плохо освещенных кварталов до запаркованной у платного счетчика «хонды». Барбара остановилась возле своей карамельной машинки, порылась в сумке и протянула мне ключи.
— Садись за руль, я что-то совсем закосела. С чего бы это? — засмеялась она. — Держи, держи ключи. И вези меня. Мужик ты или нет?