Бюст на родине героя

— Погоди, успеешь, — бросает командир русскому и говорит мне, по-прежнему спокойно и бесстрастно: — О’кей. Пошутили, и будет. Теперь к делу. У меня к тебе три вопроса. Ответишь по-хорошему — останешься жив. Не захочешь отвечать — все равно заставлю. Но потом обоих закопаю. Здесь же. Лучше места не придумаешь. Сам посмотри. — Он убирает фонарь.

Я озираюсь по сторонам. Рядом со мной тяжело дышит Барбара. За окном темнота, только вдали, на самой оконечности мыса виднеется полоска огней. И впрямь подходящее местечко.

— Три вопроса — и ты уйдешь живым. И девка тоже. Кто послал тебя к Казаку? Раз. Что ты ему привез? Два. Что повезешь обратно? Три. Отвечай! Ну?

Я не герой, я не партизан и не хочу им быть. Не хочу быть закопанным на узкой полоске американской земли, омываемой Атлантическим океаном, а хочу жить, спать с Барби, пить с друзьями, хочу вернуться домой. Не хочу из-за темных делишек Натана выплевывать кровь, которая натекает в рот из рассеченной губы. Не хочу! Я готов расколоться, рад бы расколоться, рад бы выложить все, что знаю, все до последней детали. Но мне выкладывать нечего, потому что ничего не знаю.

— Послушайте, я на самом деле ничего не знаю. Меня никто к Казаку не посылал, никто ничего не передавал для него, он мне ничего не давал. Говорю вам, я ничего не знаю.

— Ладно. Не знаешь так не знаешь. Может, забыл. Что ж, будем вместе вспоминать.

Командир говорит это спокойно, без малейших следов раздражения. Он уверен, что своего добьется, а спешить ему некуда.

— Доставай инструмент, — бросает он русскому.

Не могу оторвать глаз от длинного штыря с проводами, который держит в руках русский. Штырь только что был темным, но вот начинает испускать слабый, едва уловимый свет, становится темно-красным, потом ярко-малиновым. Он приближается к моему лицу, я ощущаю исходящий от него жар.

— Расстегни ему рубашку! — приказывает командир. Чья-то рука хватает меня за ворот и рвет. Сыплются пуговицы. — Давай! — приказывает командир. И тут же меня пронзает нестерпимая боль. Я слышу свой вопль и ощущаю запах жареного мяса.

— Теперь будешь гово… — Командир замолкает на полуслове.

Мне кажется, я еще кричу, но это не крик боли, а визг тормозов. Где-то за стенами пыточной, за бортом нашей тюрьмы на колесах кто-то включает рубильник — мощный сноп света бьет в глаза. Мы, пять человек в вэне, освещены им, как рыбы в аквариуме.

Снаружи раздается усиленный микрофоном голос:

— Вы окружены. Бросьте оружие и выходите!

— За руль! — орет командир.

Я вижу, как водитель перемахивает через спинку сиденья и плюхается на свое место. Слышу звук стартера, вслед за ним автоматную очередь и звон рассыпающегося стекла. Оттолкнувшись связанными ногами от пола, кренюсь направо, подминаю под себя Барби, и мы оба словно кули с ватой скатываемся на пол.

Еще одна очередь. Хлопают двери. Топот ног. Треск пистолетных выстрелов. И все стихает.

Кто-то поднимает меня за плечи и разрезает веревку сзади. Не оборачиваясь, разминаю онемевшие руки и смотри в глаза Барби. Она лежит на полу и смотрит на меня. Кажется, она улыбается. Ну и девка!

— Быстро, быстро, нет времени телиться, — торопит знакомый голос.

Я оборачиваюсь и вижу озабоченное лицо Олега.

Появляется Грегор и еще какой-то незнакомый парень. Нас с Барби торопливо освобождают от пут и запихивают в спортивную машину Олега. Машина срывается с места; последнее, что я вижу, это изрешеченное пулями лобовое стекло вэна и уткнувшуюся в руль неподвижную голову водителя.

На набережную мы возвращались той же дорогой. И доехали, мне кажется, быстрее, чем на вэне в обществе похитителей. То ли Грегор — за рулем сидел он — был водитель лучше покойника, то ли мне действительно просто так показалось, потому что я не лежал носом в пол, а утопал в мягких кожаных подушках и держал за руку Барби.

Собственно говоря, возвращаться на набережную не было никакого резона, а следовало, как настаивал Олег, ехать прямо к Натану и по горячим следам разбираться в том, что с нами приключилось. Признаться, я тоже склонялся к этому. Но Барбара, что называется, уперлась рогом и ни в какую: ее машина брошена открытой, там сумка, деньги, ключи от квартиры, водительское удостоверение, да и вообще время позднее и Натан давно уже спит, успеем все обсудить утром.

Я поглядел на часы — было за полночь. Натан и впрямь, скорее всего, уже спит, и что толку его сейчас будить. Олег нехотя согласился, но скрупулезно допросил меня, выпытывая мельчайшие подробности. На сей раз он мог быть мною вполне доволен — похоже, я ничего не упустил. А при упоминании штиблетов с бантиками он даже одобрительно закивал головой.

А «хонда» стояла, как мы ее бросили, — дверцы распахнуты, ключ в замке, Барбина красная сумка на заднем сиденье. К машине, похоже, никто и не подходил. Впрочем, отсутствовали мы, если разобраться, всего минут сорок, не больше.