Благие намерения

Маргаритка долго сидела у окна, смотрела в сад и слушала море. Она думала о том, что является для всех обузой, что все от неё устали, и дальше будет только хуже. Что Рома никогда не полюбит её так, как полюбила его она. И даже если вдруг он женится на ней, то будет вот так же раздражаться и тяготиться ею. Стоп! А с чего это он вдруг на ней женится? – И тут к ней пришло понимание, зачем, собственно, у них живёт Рома, и от этого она покрылась испариной: Рому взяли для неё, купили, как раба, как щенка на Птичке, вырастили, облагодетельствовали, и он, хочет того или нет, должен будет на ней жениться, когда они станут взрослыми. В голову полезли разные обрывки разговоров, шуток, намёков, непонятные поступки взрослых вдруг высветились, чтобы подтвердить её чудовищную догадку. Так вот почему ему не разрешали называть маму мамой, а папу – папой, а её – считать сестрой. Он не должен был считать их родными. Вот почему у него не было друзей: он должен был принадлежать только ей, никчёмной калеке, обузе на всю жизнь. А если он вырастет и полюбит кого-нибудь? Какую-нибудь красивую здоровую девушку, с которой они будут вместе плавать, ходить в кино, танцевать? Ей стало так невыносимо больно, что слёзы, уже было подступившие к глазам, ушли. И вдруг она вспомнила то, что милосердная память держала столько лет под спудом: вот она, совсем ещё маленькая, стоит на подоконнике в московской квартире. Окно распахнуто настежь. Она кричит: «Бабушка! Я умею летать! Смотри, я сейчас полечу!» - и бабушка кидается к ней, сшибая по пути стулья, и хватает её за подол платья...

Тихо-тихо она направила коляску к двери, открыла её и прислушалась. Ни звука. Она проехала по коридору взяла с сундука надувной круг, добралась до входной двери, медленно повернула ключ, отодвинула засов и открыла её. Дальше надо было очень тихо перебраться через порог, и ей это удалось. Доехав до того места, докуда коляска могла доехать, она остановилась, секунду подумала и соскользнула с сидения на гальку. Она надела на себя круг и поползла к воде.

Море приняло её тепло и нежно. Она, загребая руками, постаралась отплыть подальше от берега, и волны помогали ей в этом, уводя всё дальше и дальше. А она гребла и гребла в каком-то полузабытьи и ни о чём не думала, потому что всё должно было случиться само, когда она устанет. Не было ничего, ни времени, ни пространства, ни ощущений, только внутреннее опустошение и безразличие. И в тот момент, когда она остановилась и сняла с себя круг, намереваясь нырнуть как можно глубже, Маргаритка вдруг почувствовала, что кто-то схватил её за ногу и как будто дёрнул. От испуга она яростно заработала руками, инстинктивно пытаясь схватить дрейфующее рядом спасательное средство, но ей это не удалось. Атака повторилась, но теперь к страху примешалась мысль-понимание: «Я чувствую ноги!». Безумная радость охватила её, и она ринулась к кругу. Ей удалось ухватиться за него одной рукой, и она поплыла обратно.

Возвращаться было тяжело. Каждая волна почти отбирала пройденное расстояние, вода лезла в рот, нос, уши, дышать было тяжело, левой руки, держащей круг, она почти не чувствовала, а правая как будто налилась свинцом, но она продолжала работать ею, и в голове крутилось только одно: «Нет, теперь, когда я всё поняла, и у меня есть ноги, я не сдамся!»

5.

Было ещё темно, и небо только-только тронулось рассветом, когда открылась дверь домика, и в проёме показался силуэт мужчины. Он воровато огляделся по сторонам, вышел и направился к воротам. Но что-то заставило его обернуться. Пустое кресло стояло у пляжа. Он пригляделся, и ему показалось, что там, на берегу, у кромки воды что-то чернеет. Мужчина так же тихо вернулся в дом, и скоро оттуда вышли двое. Они о чём-то поговорили, и он ушёл. Выждав немного, Алла пошла посмотреть, что там лежит. Это была Маргаритка. Перевернув её на спину, она, прежде всего, удостоверилась, что та жива, и бросилась в дом. Буквально через минуту они вышли вдвоём с Ромой и, с трудом усадив её в коляску, вернулись. Не смущаясь присутствием мальчика, Алла переодела её в сухое, и они уложили Маргаритку в постель.

- Да не умерла она, - злобно прошипела Алла, хватая за руку Рому, когда тот бросился будить Лену. – Без сознания. Очухается. Помяни моё слово: она хотела утопиться. Не надо никому об этом рассказывать. Это плохо и для неё, и для всех нас. Ты иди спать, а я посижу с ней.

О том, что произошло ночью, Лене никто ничего не сказал. У каждого на это были свои причины. После завтрака Маргаритка сказала:

- Мама, я хочу, чтобы всё было, как раньше. Пусть снова будет режим, и массаж, и всё, что нужно.

- Конечно, Маргоша, конечно, - заискивающе ответила Лена.

- И не называйте меня больше ни Маргошей, ни Маргариткой.

- Но почему?

- Наверное, потому, что я уже выросла.

- Хорошо, родная.

- И ещё. Свози меня к парикмахеру. Я больше не вынесу вот это, - она ухватилась пальцами за чёлку и оттянула её.