Благодать (СИ)

— Знать, не бывать мне разведчиком. Дед, как отсюда вообще выбраться? Чего-то я заблукал малость.

— А зачем? — задал Петр – Панкрат простой и идиотский в данной ситуации вопрос.

— Не век же мне по лесу околачиваться. Меня девушка ждет.

— Век – не век, а я вот тут годков двадцать.

— Не, чё-т ты не то замолаживаешь.

— Ну, раньше-то, бывало, заходил в село за табаком, там, за маслом тем же, а теперь там и магазина-то нет, и сволочи эти сельские мне хуже редьки. Они меня, по совести говоря, и турнули из Благодати. Так что из Елани и не выхожу почти – так, на охоту разве что. А вон как вышло – вместо косого на шапку на тебя набрел. Так что завтра с утречка в Елань и потопаем. А как начальство приедет, так и разберемся, что с тобой дальше-то делать. А я что – человек маленький.

— Какая, на хрен, Елань? О чем вообще ты вот сейчас лопочешь?

— Лопо-о-очешь! — протянул Петропанкрат с неприязнью. — Молокосос, а туда же…

— Ладно тебе, старый. Чего выкобенился? Я ж по-русски говорю: спасибо за заботу и все такое, а теперь колись, что тут за херня происходит и как мне из нее выкарабкаться, и я умотаю, прежде, чем ты перекрестишься.

— Тебя бы к Первому, да на разнос.

— Это что еще за птица? Председатель ваш? А говорят, умерла деревня.

— Какой там председатель! Чего ты дурака ломаешь? Я ж говорю: Первый. Первый он и есть. Ладно, большего пока не скажу. Доберемся, а там тебе уж все расскажут и, ежели все нормально, поводыря даже дадут, если ты такой вот гордый да гонористый блудишь по лесу, как телок тупой.

— Прям кино какое-то. — Иван чувствовал себя закипающим чайником. Старый хрыч натурально гнал. Он напоминал всех этих горластых пенсионеров сразу. Таким только дай глотку подрать да поколотить себя в хилую грудь. А есть ведь некоторые молодые, которым наплевать на уважительное отношение к старперам, ведущим себя откровенно хамски.

— Сам ты – кино. Связался на свою голову. Оставить тебя надо было, теперь бы башка не трещала от недосыпу.

— Еще раз говорю, спасибо за помощь. Правда, спасибо. Сколько надо, я заплачу. Дед, я в самом деле благодарен, но на этом наши взаимоотношения и заканчиваются, уяснил?

— Это вряд ли, — непонятно ответил Петропанкрат.

— Дед, если дорогу не хочешь показать, разъясни хоть, как вы вообще тут ориентируетесь. Я-то и впрямь, как теленок, в трех соснах заблудился, — решил подыграть старому Иван, чувствуя сам к себе отвращение. — Шел, вроде, по просеке, а выходило, что в одно место возвращался, причем, насколько помню, нигде не сворачивал.

— Так то ж Тришка, — разъяснил старик тоном няньки, уставшей от дурацких вопросов подопечного.

— Это… пень тот, что ли? — спросил Иван, балансируя на тросе нормального мировосприятия и судорожно пытаясь сохранить равновесие под порывами ветра безумия. Неужели он это действительно видел? Эту гнилую огромную чурку, перекрывшую ему дорогу и уставившуюся на него своим единственным не выражающим ничего глазом, эту несуразную корягу, заковылявшую прочь на своих лапах-корнях, как только мужик сурово окликнул ее? Или его? Тришка – это просто Тришка? Или производное ласкательное – да ты точно свихнулся! – от Трифона?

— Сам ты пень, — насупился старикан.

— Дед Панкрат, у тебя в башке заело это «сам» да «сам». Не в детсаду, в натуре. Знаешь, мне вчера такая хренотень примерещилась… — Иван вроде как невзначай подвел старика к интересующей и пугающей теме, и ожидал опровержения кажущейся реальности своего видения, наверняка вызванного лишь усталостью и перенапряжением глаз в потугах разглядеть что-либо примечательное, кроме огонька лампы, на который сюда прибрел, как безмозглый мотылек. Только не крылышки опалил, а, похоже, голову.

— Ага, как же, — злорадно усомнился старик. — В таком разе, значит, и я тебе примерещился.

— Теперь уже и не знаю, — растерялся парень.

— Вот и ладно. Теперь ты покарауль, а я перекемарю.

— Чего караулить-то?

— Да мало ли. Ты-то вон приперся. Неровен час, еще кого принесет.

— Я же, вроде как, заблудился.

— Это Тришка тебя попутал. Я и сам его иногда боюсь. Ты, слышь, как надоедать начнет, скажи так, как бы между прочим, будто и не видишь его: «Эх, мне бы чесночку», - он и отстанет. М-да, как Фролова вспомню…

— А это еще кто? — спросил Иван тупо, физически почти ощущая, как осколки рационального мышления пронзают его несчастный мозг.

— Да был тут у нас такой же вот, как ты, всё говорил, обман, мол зрения и воздух загазованный. Ага, как же, это в лесу-то. Погрызли его.

— Волки? — Иван покосился на дверь.

— Да говорю же, лешаки. Хоть и не насмерть, а всё одно, добить пришлось. Тришка аккурат тогда и сбежал, гад. Ко мне прибился. Может, сожрать хотел, да на черный день заначил. Это ж толку-то со стариковского мясца – расстройство живота одно.

— Ты это серьезно, да? — по лицу Ивана стала расплываться растерянная ухмылка человека, еще не уяснившего сути анекдота, но не желающего проявить собственное тугодумие перед ржущими товарищами. Он даже вдохнул глубоко, чтоб было чем хохотать.