Благолюбие. Том 1

Первому смиренномудрию присущи многия печали и уныние, другому же – радость с мудрой стыдливостью. Первое достигается на середине подвига, как я уже говорил, а второе ниспосылается приближающимся к совершенству. Поэтому первое зачастую бывает поругано житейскими благами, а второе и бровью не поведет, даже если ему предложат все царства мира. Оно не ощущает страшных стрел греха, ибо оно все – дух и не знает никаких телесных радостей. И подвижнику необходимо всеми способами преодолеть первое и потом достичь второго. Ведь если благодать с помощью поучительных страданий не смягчит нашу самонадеянность, не принуждая, но испытывая нас одним, то она не вознаградит нас великолепием другого.

Ж. Из святого Максима

Смиренномудрие – это непрестанная молитва со слезами и скорбью. Оно все время призывает Бога на помощь и не позволяет бездумно полагаться на свои силы и разумение, ни превозноситься над другим – таковы пагубные проявления страсти превозношения.

З. Из аввы Исаака

Человек, достигший понимания меры своей немощи, достиг предела смиренномудрия и богопознания. Поэтому он постоянно благодарит Бога и богатеет божественными дарами.

Его уста всегда возносят Ему хвалу, а сам он неизменно получает благословение от Бога. В его сердце, которое не устает благодарить (Творца), постоянно возрастает благодать. Как смирение предшествует благодати, так и гордыня бежит впереди искушения.

46. О том, как полезно самоукорение

А. Из Патерика

Блаженный Зосима рассказывал:

– Когда я некоторое время жил в лавре аввы Герасима, там у меня был друг. Как-то мы сидели с ним и говорили о душеполезном. При этом нам вспомнились слова, которые сказал авва Пимен: «Кто во всем укоряет самого себя, тот обретает успокоение». Припомнилось и изречение аввы горы Нитрийской. Когда его спросили:

– Отче, что главное обрел ты на этом пути?

Он ответил:

– Всегда винить и укорять самого себя.

При чем сам спросивший подтвердил это:

– Кроме этого, другого пути нет.

Когда мы вспомнили это, то с изумлением сказали друг другу:

– Сколько силы в словах святых! Вот уж действительно, раз они так говорили, то, как сказал Антоний Великий, говорили «истину, проверенную опытом». И в их словах столько силы, потому что они сами это пережили. Не зря один мудрец сказал: «Пусть твои слова подтвердит твоя жизнь».

И вот когда мы так разговаривали, друг вспомнил:

– А мне ведь тоже пришлось на деле пережить эти слова и то, какое успокоение они приносят. (Знаешь,) в лавре у меня был настоящий друг, диакон. Но он вдруг ни с того, ни с сего начал меня подозревать в одном деле, обиделся и стал отчужденно смотреть на меня. Заметив это, я спросил о причине его отчужденности. Он ответил, что я сделал то-то и то-то, чем обидел его. А я и понятия не имел о том, про что он говорил, и принялся доказывать, что к этому совсем не причастен. Но мои слова его не убедили, и он сказал: «Прости, но я тебе не верю». Тогда я уединился в келье и начал тщательно исследовать, уж не сделал ли я и в самом деле что-нибудь такого, но ничего не нашел. И я снова подошел к нему, когда он держал святую чашу, из которой причастились братья, и перед святой чашей опять попытался доказать, что не нахожу за собой никакой вины, но он и слушать не захотел.

Тогда я снова заглянул внутрь самого себя, и тут мне вспомнились слова святых отцов, я поверил в их глубокий смысл, и мои мысли потекли несколько иным руслом. «Диакон, – сказал я сам себе, – искренне любит меня и по любви дерзнул сказать мне то, что у него на сердце ко мне, чтобы я покаялся и не делал этого впредь. Так что же ты, жалкая душонка, говоришь, что не делал этого. А помнишь ли ты, что сделал вчера и сегодня утром? Может быть, ты вот точно так же забыл и об этом деле». Рассуждая так, я убедил свое сердце, что и в самом деле на мне грех, но я забыл о нем, как и о многих других, совершенных прежде. Мое сердце преисполнилось благодарности к Богу и отцу диакону. Это благодаря ему я осознал свой грех и раскаялся.

С такими мыслями я встал и пошел к келье диакона, чтобы поклониться ему в ноги, попросить прощения и поблагодарить его. Подойдя к его двери, я постучался. Он открыл и первый положил мне поклон. «Прости меня, – сказал он, – я заподозрил тебя в этом деле – бес попутал. Но Бог открыл мне истину: ты тут ни при чем и даже понятия не имел об этом».

Только я собрался было переубедить его в обратном, как он прервал меня, сказав: «В этом нет нужды».

Тут блаженный Зосима добавил: