Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра

– Ну спасибо! – Она оперлась на перила балкона, довольная комплиментом. «Вот бы Линк был здесь. Терпение». – А это кто? – спросила она. – Старик, что так и пожирает глазами молодую девушку? Внизу на первом балконе. Смотрите, он ее за задницу лапает!

– А-а, это один из местных пиратов – Четырехпалый У. А девица – Венера Пань, звезда местного телевидения. Молодой человек, что беседует с ними, – его племянник. Вообще-то, поговаривают, что он его сын. У этого парня диплом Гарвардской школы бизнеса и американский паспорт. Такой смышленый, что на ходу подметки рвет. Старик Четырехпалый – еще один здешний мультимиллионер, по слухам, занимается контрабандой, золотом и всем остальным. Кроме законной жены, у него три наложницы разного возраста, а теперь он ухлестывает за Венерой Пань. Она была подружкой Ричарда Квана. Была. Но, возможно, теперь, после слияния с «Викторией», бросит Четырехпалого и вернется к банкиру. Живет Четырехпалый на старой гнилой джонке в Абердине, а свои несметные богатства держит под спудом. А-а, взгляните-ка вон туда! Сморщенный старик и женщина, с которыми разговаривает тайбань.

Она проследила за направлением его взгляда – ложа через одну.

– Это ложа Шити Чжуна, – пояснил он. – Шити – прямой потомок Мэй-мэй и Дирка через их сына Дункана. Тайбань когда-нибудь показывал вам портреты Дирка?

– Да. – Она чуть поежилась, вспомнив нож «Карги», вонзенный в портрет ее отца, Тайлера Брока. Кейси раздумывала, сказать об этом Питеру или нет, и решила, что не стоит. – Сходство необычайное.

– А то нет! Вот бы мне попасть в Долгую галерею. Ну да ладно, эта пожилая чета, с которой он сейчас разговаривает, снимает двухкомнатную квартирку на шестом этаже в доме без лифта в Глессингз-Пойнт. А между тем они – владельцы огромного пакета акций «Струанз». Перед ежегодным собранием совета директоров действующему тайбаню всякий раз приходится идти к ним на поклон и ломать шапку, испрашивая право голосовать их акциями. Это право неизменно предоставляется, как изначально повелось, но все же он должен приходить лично.

– А почему так?

– Того требуют приличия. А еще из-за «Карги». – Мимолетная улыбка. – Это была великая женщина, Кейси. О, как бы мне хотелось быть знакомым с ней! Во время «боксерского восстания» – восстания ихэтуаней на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, – когда в Китае полыхал пожар очередной войны, эти наводившие на всех ужас ихэтуани получали определенную финансовую поддержку от Цы Си, вдовствующей старухи-императрицы[117], и, конечно же, поощрялись ею. Они называли себя «Кулак во имя гармонии и справедливости», и боевой клич у них был: «Защитим династию Цин и убьем всех заморских дьяволов!» Тут, Кейси, надо взглянуть правде в глаза: европейские державы вместе с Японией здорово расчленили Китай. Так вот, ихэтуани набросились на все иностранные торговые дома, на сеттльменты, которые не имели защиты, и уничтожили их. Разграбили они и все владения Благородного Дома в Пекине, Тяньцзине, Фучжоу и Кантоне. Благородный Дом оказался в ужасном положении. В то время обязанности тайбаня снова номинально выполнял старый сэр Лохлин Струан – последний сын Робба Струана, сухорукий от рождения. Он стал тайбанем после Кулума. «Карга» назначила его на этот пост, когда ему было восемнадцать, сразу после смерти мужа, а потом после того, как погиб в море Дирк Данросс, и он без нее не смел и шагу ступить до самой своей смерти в пятнадцатом году. Ему было тогда семьдесят два.

– Откуда у вас все эти сведения, Питер?

– Придумываю, – величественно произнес он. – Так что Карге срочно нужны были деньги, и немалые. Множество ценных бумаг «Струанз» приобрел дед Горнта, из-за чего возникший было подъем деловой активности сменился спадом. Никаких обычных источников финансирования не имелось, и занять ей было негде, потому что вся Азия – все хонги – находились в одинаково стесненном положении. А отец человека, с кем сейчас беседует тайбань, был Королем Нищих в Гонконге. Когда-то нищенство тут процветало. И вот, рассказывают, что Король Нищих явился к «Карге». «Желаю купить пятую часть Благородного Дома, – объявил он с большим достоинством. – Продадите? Предлагаю двести тысяч таэлей серебром», а это была как раз та сумма, которая требовалась «Карге», чтобы выкупить ее бумаги. Они поторговались для приличия, и он остановился на десятой части, на десяти процентах, и это была невероятно честная сделка, потому что и тот и другой понимали: за эту сумму он мог получить процентов тридцать-сорок, ибо к тому времени «Карга» уже пришла в отчаяние. Он не потребовал никакого контракта – лишь оттиск ее печатки и обещание, что каждый год она или тайбань будут являться к нему или к его потомкам, где бы те ни жили, и спрашивать разрешения на голосование их акциями.

«Пока тайбань просит об этом, право на голосование будет предоставлено».

«Но почему, Досточтимый Король Нищих? Зачем тебе нужно спасать меня от моих врагов?» – спросила «Карга».