Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

«Слова не в силах выразить свою благодарность любящим родителям, оберегавшим и ласкавшим меня до совершеннолетия, дабы я смог хоть в самой малой мере отплатить за то благо, которое даровал нам Его Императорское Величество».[828]

Последнее письмо Мацуо Исао из отряда спецназначения «Герои» также представляет его смерть в качестве комбинированной расплаты со своей семьей и с семьей более крупной, общенациональной; для него есть даже еще один он — по отношению к командующим офицерам:

Дорогие родители!

Пожалуйста, поздравьте меня. Мне дадена великолепная возможность умереть. Сегодня мой последний день. Судьба нашей родины зависит от решающих сражений в южных морях, куда я и упаду, подобно цветку с сияющего вишневого дерева…

Как благодарен я за эту возможность умереть по-мужски! От всего сердца я благодарю своих родителей, заботившихся обо мне постоянными молитвами и сердечной любовью. Я благодарен также командиру нашей эскадрильи и старшим офицерам, присматривавшим за мной, как если бы я был их собственным сыном, и обучавшим меня столь тщательно.

Благодарю вас, мои родители, за те двадцать три года, в течение которых вы заботились и направляли меня. Надеюсь, что то, что я совершу, в какой-то мере воздаст за то, что вы для меня сделали.[829]

Другая часто встречающаяся в записях камикадзе тема — это «искренность» (макото или сисэй), традиционная концепция, играющая столь значительную роль в истории японских героев. Нагацука сообщает о типичном разговоре между двумя офицерами армейских ВВС, который он услыхал незадолго до того, как вызвался участвовать в особых операциях. Капитан Санака, командир второй воздушной ударной группы, пытался убедить своего начальника в том, что, поскольку атакующих самолетов Ki-45 оставалось очень мало, в армии следовало использовать меньшие по размеру Ki-27g для перехвата американских бомбардировщиков В-29.

«Но как сможет Ki-27 перехватить самолет с такой скоростью и вооружением, как у В-29?»

«Прошу вашего прощения, — ответил капитан Санака, — … однако при данных обстоятельствах, как мне кажется, мы обязаны использовать каждый наличествующий на нашей базе самолет, дабы уничтожить возможно большее количество американских бомбардировщиков.»

«А как же наши пилоты? Они еще недостаточно обучены».

«Сейчас имеет значение не искусство наших пилотов, и не качество наших самолетов, но дух и мораль бойцов. Все зависит от этого».[830]

Камикадзе постоянно убеждали, что самоубийственная тактика — единственный оставшийся способ отсрочить поражение и уберечь Японию от катастрофы. Однако, из чтения их писем и дневников, а также из разговоров с теми, кому удалось выжить, я могу предположить, что мало кто из участников верил, что на этой поздней стадии их атаки смогут реально повлиять на исход войны. Особенно после поражения на Окинаве большинство личного состава частей особого назначения и, без сомнения, самые разумные из них, кажется, поняли, что, хотя их близящаяся жертва будет не бесчестна, но почти наверное — безнадежна. Вот, например как лейтенант Нагацука описывает свои последние мысли роившиеся у него в голове, когда он сидел в кабине своего истребителя Ki-27:

«Действительно ли я верю, что самоубийственные атаки эффективны? Может, на самом деле они — глупейшие попытки, предпринимаемые летчиками вроде нас, без самолетов эскорта и собственного вооружения?… Действительно ли самопожертвование — единственное, что придает цену жизни? На этот вопрос воин обязан отвечать „да“, прекрасно зная, что его самоубийственная затея бессмысленна».[831]