Благословение и проклятие инстинкта творчества

• «Александр Пушкин (1799–1837) не изменился на юге (Кишинёв, Россия, 1820 г.): был по-прежнему умён, ветрен, насмешлив, и беспрестанно впадал в проступки, как ребёнок…» (из Воспоминаний М. Попова, Россия, 1874 г.). «…Пушкин носил молдаванскую шапочку. Выдержав не одну горячку, он принуждён был не один раз брить себе голову; не желая носить парик (да к тому же в Кишинёве и сделать его было некому), он заменил парик фескою и так являлся в коротком обществе» (из Дневника В. Горчакова, российск. публ. 1850 г.). «…Обритый после болезни, Пушкин носил ермолку. Славный стихами, страшный дерзостью и эпиграммами, своевольный, непослушный, и ещё в ермолке, – он производил фурор. Пушкин был предметом любопытства и рассказов на юге и по всей России» (из Воспоминаний М. Попова, Россия, 1874 г.);

• «Внешний вид Ганса-Христиана Андерсена (1805–1875) являлся притчей во языцех. Мятый плащ в руках, скомканная шляпа на голове. На голове довольно обеспеченного человека, надо сказать. Это выглядело неприглядно. «Талант у него, конечно, имеется, но таланта мало, нужны манеры», – заявила одна светская львица, увидев Андерсена в первый раз. Андерсен никогда с ней не разговаривал потом, и светская львица, жаждущая, как и все, гениальных историй сказочника, прикусила язычок. Другой прохожий на улице спросил; «Это ваше сооружение на голове вы называете шляпой?» Но тут уже Андерсен ответил: «А вы, милейший, это ваше сооружение под шляпой называете головой?»…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);

• «Раз на Ивана Тургенева (1818–1883) утром напала какая-то странная тоска. «Вот такая же точно тоска, – сказал он, – напала на меня однажды в Париже – не знал я, что мне делать, куда мне деваться. Сижу я у себя дома да гляжу на сторы, а сторы были раскрашены, разные были на них фигуры, узорные, очень пёстрые. Вдруг пришла мне мне в голову мысль. Снял я стору, оторвал раскрашенную материю и сделал себе из неё длинный – аршина в полтора – колпак. Горничные помогли мне, – подложили каркас, подкладку, и, когда колпак был готов я надел его себе на голову, стал носом в угол и стою… Веришь ли, тоска стала проходить, мало-помалу водворился какой то покой, наконец мне стало весело». «А сколько тогда было лет тебе?» – «Да этак около 29-ти. Но я это и теперь иногда делаю. Колпак этот я берегу – он у меня цел. Мне даже очень жаль, что я его сюда с собой не взял». «А если бы кто-нибудь тебя увидел в этом дурацком положении?» – «И видели; но я на это не обращал внимания, скажу даже – мне было это приятно»…» (из Воспоминаний Я. Полонского, сборник П. Фокина «Тургенев без глянца», Россия, 2009 г.);

• «У Уильяма Гладсона (1809–1898) – государственный и политический деятель, премьер-министр Великобритании в 1868–1874, 1880–1885, 1886, 1892–1894 гг.. – Е. М.)бывают и прихоти. Так, например, рассказывают, что у него есть страсть покупать себе шляпы самых разнообразных сортов и фасонов, доходящая до того, что миссис Гладсон приходится потом рассылать их обратно по лавкам…» (из очерка А. Каменского «У. Гладсон, его жизнь и политическая деятельность», Россия, 1892 г.);

• Став «бессмертным», Анатоль Франс (1844–1924) часто подтрунивал над славой и влиянием, коими пользуется член Французской академии: «Теперь слава – это возможность делать всё, что мне заблагорассудится. Министров, издателей я принимаю в халате и туфлях. Даю им аудиенции и часто в аудиенциях отказываю… Словом, эта Французская академия, это имя великого писателя, все эти лавры позволяют мне повсюду и во всякое время года ходить в старой, серой фетровой шляпе. Захоти я только, я мог бы в оперу пойти в ночных туфлях» (из книги Ж.-Ж Бруссона «Анатоль Франс в халате», российск. изд. 1998 г.);

• «Винсент ван Гог (1353–1890) всегда казался чудаком… Всегда носил высокую шляпу, которая вызывала чувство: «стоит до нее дотронуться, и края отпадут»…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);

• «Я встретил Эстер Каминьскую (1868–1925) – драматическая актриса. – Е. М.) будучи проездом в Варшаве (Россия, 1910-е гг.. – Е. М.). Я не сразу узнал её. На ней было манто – всем актёрским манто модель, на ней была шляпа – посрамление всех премьерш, с кустом цветов и каким-то рододендроном в центре; она была очень накрашена и с мушкой на подбородке. Всё, в общем, производило впечатление кричащей выставки, неблаговоспитанного базара суеты и тщеславия…» (из книги А. Кугеля «Профили театра», СССР, 1929 г.);

• «Фантастическая шляпа с широкими полями и пелерина украшали литераторов «Молодой Польши» (литературно-художественное течение в Польше на рубеже 19–20 веков. – Е. М.) и их эпигонов – вихрь первой мировой войны унёс и шляпы и пелерины…» (из книги Я. Парандовского «Алхимия слова», Польша, 1951 г.).