– Пусть хоть каждый день рушат! – отмахнулся Хуа Чэн. – Отстроим заново.
Принц от души рассмеялся.
Ночь. Храм Тысячи Фонарей. Се Лянь после купания облачился в тонкое нижнее одеяние белого цвета и, опершись о край нефритового стола, выводил на бумаге черту за чертой. Он составлял прописи для Хуа Чэна. Князь демонов, откинувшись на стуле, сидел неподалёку, тоже в нижнем одеянии. Он расстегнул воротник и со скучающим видом крутил в руках коралловую бусину, вплетённую в косицу. В мягком свете лампы Хуа Чэн долго не сводил с Се Ляня глаз, а затем, словно налюбовавшись, сощурился и вздохнул:
– Гэгэ, оставь, идём отдыхать.
Принц недавно уже получил сполна и не собирался вновь попадаться на ту же удочку. Было в тоне князя демонов нечто такое, от чего уши Се Ляня вспыхнули, но он взял себя в руки и упрямо продолжил писать.
– Нет уж, – сурово ответил он. – Саньлан, сегодня кто-то опять назвал твой почерк паршивым. Тебе нужно усерднее практиковаться. Иначе я под землю провалюсь со стыда, когда люди узнают, кто тебя обучал.
Князь демонов подался вперёд и вскинул брови:
– Гэгэ, помнится, раньше ты на мой почерк не жаловался…
С тех пор как Хуа Чэн вернулся, Се Лянь постоянно потакал ему, старался исполнить любую просьбу и вот, похоже, разбаловал – князь демонов окончательно потерял совесть. Покончив с прописями, принц отложил кисть и отчеканил:
– Не морочь мне голову. Всё готово, можешь приступать.
Хуа Чэн неспешно подошёл к принцу со спины, обхватил его за талию и, наклонившись, опустил голову ему на плечо. Затем отцепил от косицы коралловую бусину, положил на бумагу и велел ей гоняться за бусиной Се Ляня. Теперь они катались из стороны в сторону, мешая писать.
Своим озорством он явно пытался перетянуть на себя внимание. Принц вспомнил слова Третьего Глаза – мол, его высочество наполнен демонической энергией – невольно улыбнулся, но затем проворчал:
– Пиши аккуратно.
– Как скажешь, гэгэ.
Хуа Чэн вывел на бумаге несколько строк и отложил кисть в сторону. Се Лянь взглянул на его творение и в который раз про себя вздохнул: «Безнадёжно». После короткого молчания принц добавил внизу четверостишие, осторожно подул на лист и взял его в руки. Теперь оба могли полюбоваться на результат совместных усилий.
Даже Эмин, лежащий на краю стола, распахнул глаз и одобрительно посмотрел на бумагу.
– Бесподобно! – расхохотался Хуа Чэн. – Гэгэ, скорее напиши своё имя. Этот шедевр не оставит равнодушными потомков и прославит тебя в веках!
Се Лянь подписал стихотворение именем князя демонов, а добавить к нему своё у него рука не поднималась. Хуа Чэн, отсмеявшись, напустил на себя серьёзный вид:
– Не нужно стесняться. Давай я помогу.
Он взял руку принца и вывел кистью несколько иероглифов. Се Лянь не знал, смеяться или плакать: никто и никогда не разобрал бы написанное. Он откинул голову Хуа Чэну на грудь, но мгновение спустя едва не подскочил на стуле – внезапно вспомнил, где уже видел эти каракули.
– Саньлан, у тебя на руке! – Принц схватил Хуа Чэна за предплечье, задрал рукав и радостно вскрикнул.
Когда они жили в святилище Водяных Каштанов, Се Лянь однажды заметил на руке князя демонов таинственные символы, похожие на иноземные письмена. Оказывается, то было имя принца!
– Ты наконец-то понял? – улыбнулся Хуа Чэн.
– Мне следовало раньше догадаться, просто…
Просто почерк у князя демонов был и правда чертовски паршивый!
Хуа Чэн угадал мысли принца и рассмеялся, а затем снова приобнял его за талию и поцеловал в лоб.
– Не волнуйся, гэгэ, достаточно того, что ты в каллиграфии мастер. Это радует меня в тысячи раз больше моих собственных успехов.
Се Лянь прикоснулся к татуировке – судя по цвету, краску загнали глубоко под кожу.
– Ты сделал это в детстве? – тихо спросил принц.
Хуа Чэн опустил руки и с улыбкой кивнул. Се Лянь представил эту картину: маленький мальчик тайком наносит на предплечье имя человека, которого боготворит. Должно быть, это было очень больно! Такой наивный и вместе с тем храбрый малыш…
Пальцы крепко сплелись, красные нити перепутались. Се Лянь вспомнил сражение на горе Тунлу год назад: за мгновение до того, как обернуться тысячей бабочек, Хуа Чэн хотел сказать одну фразу. Принц не расслышал, но точно знал, что это было.
Он поклялся в этом в детстве и оставался верен своей клятве до конца.
«Я всегда буду вашим преданным последователем».
В народе ходит поверье о Мусорном Боге.