Все затихло. Это была пугающая, неестественная тишина, нарушаемая только рваным дыханием Малахии. Его глаза были закрыты, длинные ресницы касались бледных щек. Она поняла, что Чирног занял бо́льшую часть его сознания. У Малахии были тысячи недостатков, но она знала, что он заботился о своих близких.
Он медленно поднял руку, переплетая их пальцы, и нежно поцеловал ее почерневшую ладонь.
– У тебя теплые руки, – прошептал Малахия, прижимаясь губами к Надиной коже. Он поднес ее ладонь к своей щеке.
– У тебя ледяное лицо.
Он слегка улыбнулся, и в ее груди разлилось облегчение. Наконец-то он был похож на себя. Она могла привести его в сознание, удержать рядом еще на несколько часов. Надя провела по щеке Малахии большим пальцем и мягко взяла его за руку, направляясь к двери, но ее резко дернули назад.
Он потянул ее за собой, в темноту, а затем резко разжал пальцы.
– Значит, ты выбрала смерть, – холодно сказал Малахия и вышел из дома.
И это все? Неужели это конец?
Нет, все должно было закончиться на горе. Все
Надя закрыла глаза, напрягая слух, чтобы услышать хоть кого-нибудь, но ответом была лишь тревожная тишина.
– Ладно, – пробормотала девушка, выходя наружу. – Ладно, – она сама найдет эти проклятые осколки. И если Малахия не нуждался в своей душе, Надя, по крайней мере, могла бы спрятать ее подальше от Чирнога. – Я могла бы остаться в Калязине и встретить кого-нибудь милого, кого-нибудь, кто ходит на литургии и не пытается убить меня каждые пять минут, но нет, Надя, это обязательно должен быть Малахия Чехович, величайший идиот Транавии. Боги, как я его ненавижу. – Со злости она пнула камень, который пролетел несколько ярдов и ударился о дерево, прямо возле головы Серефина.
– Вообще-то, величайший идиот Транавии – это мой почетный титул вот уже двадцать лет, и я не собираюсь отдавать его Малахии, – сказал он. – Я так понимаю, ты его нашла.
– Не говори со мной.
– Значит, все прошло не очень хорошо.
– Серефин. – Надя пошатнулась на подкашивающихся ногах и разрыдалась в унизительном порыве жалости к самой себе.
– Ах, черт, – сказал Серефин, наклоняясь таким образом, чтобы оказаться на одном уровне с Надей. Вздохнув, он обхватил ее лицо руками. – Он одержим, Надя. Что бы он ни сказал…
– Малахия позволит нам умереть, потому что он думает, будто Чирног поможет ему все исправить, – сказала Надя, задыхаясь от слез. Все подавленные эмоции рвались наружу, и она больше не могла сдерживать этот поток. – Он хочет, чтобы я ему помогла, и мне очень страшно, Серефин. Потому что я тоже хочу этого. Я так много разрушила и собираюсь сделать еще хуже.
Он притянул ее к себе. Это было так неожиданно, но так необходимо.
– Я не знала, что мы такие друзья, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.
– Да, Надя, мы друзья, и я попытаюсь быть максимально тактичным, но сейчас у нас нет времени на твой нервный срыв.
Среди деревьев послышалась какая-то возня. Серефин быстро поцеловал Надю в макушку, прежде чем отпустить ее и пойти на шум. Надя вздрогнула и вытерла глаза, следуя за ним.
Париджахан опиралась на удивительно длинную палку, а у ее ног неподвижно валялся Малахия.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты его ударила, – сказал Серефин с нескрываемым восторгом. – Скажи, что ты остановила древнего бога с помощью обычной палки.
Париджахан подняла глаза, разминая пальцы правой руки:
– Ну, палка определенно помогла.
43
Серефин Мелески
«Это невозможно остановить. Боги никогда по-настоящему не заботились о нас, и теперь мне остается только наблюдать за тем, как Иннокентий и Софья все глубже погружаются в безумие, пытаясь найти несуществующее решение. Нас бросили на произвол судьбы. Наши боги не сильнее тех, кто пробудился».
Они сковали Малахию цепями. Серефин не был уверен, что это его удержит, но у них не оставалось другого выбора. Они с Надей вернулись в деревню и похоронили останки несчастных людей, не проронив ни слова. Все это время Серефин притворился, что не замечает слез, бегущих по щекам девушки.
Вернувшись в крепость, они обнаружили, что Малахия уже очнулся и пытается вырваться. Катя бесстрастно наблюдала за ним со стороны. Когда Париджахан попыталась его успокоить, царевна предупреждающе подняла руку.
– Вы не можете остановить неизбежное, – сказал он с мрачной пустотой в голосе. – Это уже началось. Я убью вас всех.
Надя резко вдохнула. Едва заметив ее, он полностью изменил свое поведение. Его мутные глаза широко распахнулись, а плечи опустились вниз. Он все еще боролся с цепями, но уже не для того, чтобы вырваться на свободу, а для того, чтобы приблизиться к Наде.
– Надя? Надежда, towy dżimyka, любовь моя, пожалуйста. Это все равно его не остановит.