Однако с некоторых пор Цирюльников нередко подолгу не выплачивал работникам зарплат, обманывая их, что нет денег. А то и, ничего ясно не объясняя никому, урезал жалованье, в самодурном пылу выгонял самых толковых сотрудников, если те возмущались по поводу каких-то выплат или условий работы.
Хлебников создал при "Благоweste" благотворительный фонд. Но с годами Цирюльников все реже перечислял фонду деньги, неоправданно задерживал с ними. Хлебников возмущался и негодовал.
- Савелий, - бубнил Цирюльников, - я ведь понимаю тебя: надо делиться с сирыми да убогими, но... но, пойми ты, деньги-то, черт возьми, мы с тобой не украли - заработали как-никак!
Но иной раз удивлял и Савелия, и всех окружающих своей щедростью и уступчивостью. Чуть попросят - сразу дает, да столько отваливает, что и Хлебников начинает ворчать, вроде как жалея денег:
- Шут тебя, Саня, поймет: то за копейку готов глотку перегрызть, то соришь деньгами.
- Да я самого себя, Савелушка, подчас не пойму: будто, слышь, дружище, кто еще во мне живет. Борется со мной. И я - сдаюсь, каждый день сдаюсь, как бы уступаю ему себя. Он вроде бы сильнее меня. Знаешь, даже книжки по психиатрии стал я полистывать, но в них сам черт ногу сломит... Не нахожу там знакомых симптомов, значит, здоровый я? Как думаешь? А может, науке еще неизвестна моя болезнь?
Хлебников испуганно посмотрел на товарища.
- Гипержадность твоя болезнь, - угрюмо отозвался Хлебников.
Без жены Александр Иванович прожил недолго. Повстречалась ему славная, молоденькая, не глупая девушка Анастасия. Полюбил, не полюбил, но подумал: "Будет моим украшением". Сам он уже был толстым, с отвисающим двойным подбородком, щекастым и морщинистым, как старик, хотя и сорока ему еще не минуло. А она рядом с ним вся такая легкая и порхающая.
Богатевшему Александру Ивановичу день ото дня все сильнее хотелось, чтобы рядом с ним находилось много чего-то красивого, шикарного, отличного от обыденной ширпотребности - будь то дорогой стильный автомобиль, загородный дом с лужайками и садами, молоденькая очаровашка жена, дорогое, чаще антикварное живописное полотно, значение которого он не понимал и о смысле и культурной ценности которого не задумывался, будь то до жути эксклюзивный костюм на нем от знаменитого кутюрье - все, что угодно, но только чтобы было красивым, дорогим, высоко ценимым людьми, тем, что вызывало бы в них зависть, мысли о нем, Александре Ивановиче Цирюльникове, как о человеке всесильном и необыкновенном. И в этом своем стремлении он тоже - как к еде - был страстен и ненасытен. Он окружал свою, именно свою жизнь роскошью, совершенно не беспокоясь о том, нужна ли она тем, кто был рядом с ним, - Анастасии, Грише и маленькой дочке. Он не спрашивал у жены, нужно ли купить ту или другую вещь; он сам решал, куда и как потратить изобильно натекающие на него деньги. Даже самые мелкие вещицы, предназначенные лично для Анастасии, он покупал самолично, но его выбор почему-то всегда оказывался дешевле, чем хотела она.
- Тебе жалко купить для меня вещь подороже? - раздраженно или гневно спрашивала она. - Себе вон какой костюм отхватил. А дубленка у тебя какая? Ты дочери когда последний раз купил игрушку? Сын твой, разуй глаза, ходит третий год в потертом пиджаке. Как ты противен!
Однако он тупо отмалчивался или же закипал, взрывался, оскорбляя ее.
Сначала Анастасии представлялось, что мужа она любит. Но с годами все больше запутывалась. Выросла она в многодетной семье, образование получила скромное, и с раннего девичества совершенно серьезно полагала, что выбор в ее жизни, видимо, не велик: по любви - за любимого, без любви - за нелюбимого или же - в проститутки. Как-то надо пристраиваться в этом неприветливом мире, в котором просто так, была она уверена, дают только сыр, помещенный в мышеловку. Годы шли, уже двадцать пять "стукнуло", а любимый не объявился, денег не хватало, на панель же ринуться - страшно было, омерзительным и унизительным представлялось ей это занятие. Хотелось крепкой семьи, чистой жизни рядом с надежным любимым мужчиной; но если уж - с нелюбимым, то непременно с надежным настолько, чтобы если не ей быть счастливой, то - детям ее.
И вот подвернулся ей, как не без зависти и весело выражались ее подружки, "богатенький здоровенный Буратино" - Цирюльников. Что ж, почему бы и не выскочить за него? И, особенно не раздумывая, после его непродолжительных и сдержанных ухаживаний, вышла за него.