Бланка Кастильская

 Все это было немного по-детски и вряд ли шло на пользу Людовику, который в свои почти тридцать лет вел себя как маленький мальчик, боящийся своей матери. Однако он нашел в себе мужество бросить ей вызов, когда она повела себя слишком несносно во время трудных родов молодой королевы, вероятно, в 1242 году. Маргарита якобы сама рассказала об этом Жуанвилю: «Однажды король находился подле королевы, своей жены, а она была в смертельной опасности после тяжелых родов. Туда явилась королева Бланка и, взяв сына за руку, сказала ему: "Пойдите отсюда, вам нечего здесь делать". Когда королева Маргарита увидела, что мать уводит короля, она вскричала: "Увы! Вы не даете мне поглядеть на моего господина ни живой, ни мертвой". И она лишилась чувств, и подумали, что она умерла; и король, решив, что она умирает, вернулся; и ее с великим трудом, привели в чувство».

По словам Жуанвиля, для Маргариты Бланка "была женщиной, которую она ненавидела больше всего на свете". Поэтому можно заподозрить ее в намеренном очернении образа свекрови. Тем не менее, кажется, что оба эпизода правдоподобны. Что касается Понтуаза, мы знаем, что Людовик IX и Маргарита в период с 1240 по 1245 год часто посещали этот замок, который обеспечивал им больше покоя и уединения: они были там в январе, мае и августе 1241 года, в феврале-марте 1242 года, в апреле, июне и декабре 1243 года, а также в апреле-мае 1244 года, когда камердинер Пьер де Броссе и его брат из королевской гвардии вполне могли быть "привратниками", которые были соучастниками тайных переговоров. Жестокое поведение Бланки во время родов не противоречит искреннему характеру свекрови, которая чувствовала себя все более исключенной из интимной жизни молодой пары. Сами королевские счета свидетельствуют о ее постепенной немилости ― суммы, выделяемые ей, уменьшались, а параллельно суммы, получаемые Маргаритой, увеличивались: по случаю праздника Вознесения 1248 года Бланке не полагалось ничего, а Маргарите — 2.456 ливров на ее отель.

Но ухудшение отношений между двумя женщинами не было простым вопросом ревности между свекровью и снохой. Это также было обусловлено политическими соображениями. Для Бланки Кастильской Маргарита являлась агентом Англии и работала на сближение со своим зятем, королем Генрихом III, что было противоположно политике Бланки. Маргарита вела регулярную переписку со своей сестрой Элеонорой, королевой Англии, а в 1243 году связи между Прованским домом и Англией еще больше укрепились благодаря браку, заключенному 23 ноября между третьей дочерью графа Раймунда Беренгара, Санчей, и братом короля Англии, Ричардом Корнуолльским. Таким образом, у Маргарита было две сестры, вышедшие замуж за англичан. Отягчающим обстоятельством было то, что в 1241 году Санча по доверенности вышла замуж за графа Тулузы Раймунда VII, а Ричард добился аннулирования этого брака, чтобы самому жениться на Санче. А Раймунд VII был протеже Бланк Кастильской. Неясно, в какой степени они были близки, потому что в письме к Бланке в 1242 году Раймунд, вспоминая о том, сколько привязанности они проявляли друг к другу на протяжении многих лет, выражает сожаление, что это "могло дать материал для этих клеветников, чтобы питать слухи против репутации вашей доброты, чистоты и благоразумия". Еще одна интимная связь, приписываемая Бланке Кастильской, после легата и графа Шампанского? Видимо репутация Бланки была гораздо менее невинна, чем можно было бы предположить, исходя из ее традиционного образа. В любом случае, хронист Гийом де Пюйорен, капеллан Раймунда VII, также упоминает слухи о подозрительном снисхождении королевы-матери к графу Тулузскому. Однако, помимо этих частных дел, Бланка продемонстрировала свое недовольство браком Ричарда и Санчи, когда графиня Прованса, Беатриса Савойская, мать Маргариты и Санчи, приехала в Париж, чтобы присутствовать на свадьбе. Враждебное отношение Бланки Кастильской к Маргарите стало очевидным в апреле 1241 года, когда в Сен-Жермен-ан-Ле ее заставили дать клятву на Евангелии никогда не делать ничего против воли своего мужа, если он умрет. Людовик только что заболел. Клятва была принесена перед прелатами, которые все были близки к Бланке: Гийом Овернский, епископ Парижа, Адам де Шамбли, епископ Санлиса, Эд Клеман, аббат Сен-Дени, а также Рауль, аббат Сен-Виктора. Такая клятва была особенно унизительной для молодой королевы и показала недоверие, которое испытывала к ней Бланка Кастильская.