Бланка Кастильская

Филипп Август почувствовал это на себе, подвергнувшись санкциям из-за своих супружеских проблем. Бланка Кастильская, прибывшая в Париж в разгар этого дела, сама стала свидетелем происходивших событий. Никто не знает, что она на самом деле думала об этом, но, зная, что впоследствии она будет близка с Ингебургой и что ее отношения со свекром были довольно напряженными, можно предположить, что кастильянка, которая к тому же происходила из дружной семьи, не одобряла поведение Филиппа Августа и поддерживала, не имея возможности сказать об этом, папские санкции.

Интердикт с королевского домена был снят в сентябре 1200 года, при этом король согласился передать вопрос об аннулировании брака на рассмотрение церковного собора под председательством легата Октавиано. Заседание состоялось в мае 1201 года в Суассоне, но прежде чем было вынесено решение, король отослал Агнессу Меранскую в Пуасси и объявил, что вернет Ингебургу. Однако, это была лишь уловка, и Ингебургу оставили в замке Этамп. В августе 1201 года смерть Агнессы Меранской разрешила ситуацию. Папа узаконил двух детей, которых она родила от короля, но король продолжал требовать аннулирования своего брака с Ингебургой.

Со своей стороны, Ингебурга проявила удивительную стойкость, о чем свидетельствует письмо от 1203 года, найденное в папских архивах, в котором она жаловалась Папе на недостойное обращение, жертвой которого, по ее словам, она стала:

Меня преследует мой господин и муж Филипп, который не только не относится ко мне как к своей жене, но и заставляет своих придворных осыпать меня оскорблениями и клеветой. В этой тюрьме для меня нет утешения, только непрерывные и невыносимые страдания. Никто не осмеливается прийти сюда, чтобы навестить меня, ни одному священнику не позволено утешить мою душу, принеся мне божественное слово. Людям из моей родной страны не разрешают доставлять мне письма и разговаривать со мной. Еды, которую мне дают, едва хватает; я даже лишена медицинской помощи, которая так необходима для моего здоровья. Я не могу пустить себе кровь, и я боюсь, что моя жизнь в опасности и что возникнут другие, еще более серьезные недуги. Нет у меня и достаточной одежды, и та одежда, которую я ношу, не годится для королевы. Люди низкого положения, которые по желанию короля разговаривают со мной, никогда не говорят мне ничего, кроме грубых слов и оскорблений. Наконец, меня заперли в доме, из которого мне запрещено выходить.

Ингебурга сгущает краски, чтобы разжалобить Папу Римского? Так можно подумать, если изучить королевские счета, которые показывают, что король тратил на одежду для Ингебурги больше денег, чем на свою собственную, и что она даже смогла заказать великолепную псалтырь, изготовленную в мастерских Вермандуа. Однако происхождение этой псалтыри сегодня оспаривается. Факт остается фактом: Папа находился в затруднительном положении. В принципе, он должен был защищать Ингебургу, но на практике он не мог позволить себе порвать с Филиппом, который был ему нужен и как противовес императору и как организатор планировавшегося крестового похода. Так, в течение более десяти лет велись переговоры, искались компромиссы, и Иннокентий III даже пошел на уступки в вопросах заключения брака и обвинений королевы в колдовстве, о чем свидетельствует донесение посланника короля в Риме от 1207 года: "Если мы сможем добиться от королевы, чтобы она не приводила свидетелей по вопросу кровного родства, господин Папа будет доволен; но если она захочет привести некоторых, ей нельзя препятствовать. Что касается околдования, то если король может поклясться своей душой, что королева не была его женой, ему охотно поверят, если только королева не решится поклясться в обратном. Сейчас Владыка Папа считает, что ее легко можно склонить к молчанию по этому вопросу. В любом случае, если король боится, что приговор, который вынесут судьи, будет неблагоприятным для него, то решение может быть отложено, ничего не будет сделано, и король окажется в точно такой же ситуации, как и сегодня".