Блаженны алчущие

Удачный ответ. Кевин предпочитал, когда жертва начинала подбирать объяснения, одновременно все больше путаясь в паутине собственной лжи. А ты только прислушивайся, пока не выдаст себя, сболтнув лишнее.

— Я тоже бывал когда-то в хороших домах. Богатые господа приезжали верхом или в экипаже, чтобы не запачкать обувь, а голодранцы вроде меня таскали ее с собой и переодевали перед входом, — Кевин до сих пор помнил, как прятал усмешку лакей, заставший его за этим занятием, и как чесались тогда кулаки.

— Мы могли перепутать… — проблеял Жаннис. — Ведь это же сапоги, кто смотрит на сапоги?..

— Я тоже так подумал. Решил, что Тристан поступил, как я, а в башню попал, когда уже переоделся. Но… Ты видишь мою проблему? У него имелось только две пары, и одна — передо мною. Что скажешь?

Человечек упрямо молчал — самое разумное в его положении, лишь пятился все дальше под наступом Кевина, бледный. Вместе с каплями крови по разбитому лбу струился пот.

— Ладно, допустим, что Тристан был настолько небрежен с вещами, хотя сапожки его в отличном состоянии. Но есть и другая странность… — Знать бы, это ничтожество готово обделаться из-за рассуждений Кевина, или потому просто, что трусливо, как заяц? — Вы сказали, что скрипач собирался на свидание к шести часам — и это подтвердилось. А еще вы сказали, что он вышел из дома около пяти — звучит разумно, час на дорогу. Вот только мы узнали, что свидание ему назначили на улице Ирисов. Это на другой стороне реки, далеко на окраине города. Я прошел туда самым коротким путем, прикинул, как быстро можно добраться, коли повезет поймать наемный экипаж. Дорога занимает часа два, не меньше!

Они уже вышли из комнаты скрипача в предыдущую, человечек — задом наперед. Свет едва попадал сюда сквозь щели в грубо забитых окнах, но кислый запах страха и хриплое дыхание Жанниса говорили Кевину больше, чем выражение его сморщенной физиономии.

— М-может б-б-быть, он н-н-напутал…

— Он сказал, что знал этот адрес… Вы напутали, Тристан напутал, все напутали… Я могу придумать сотню вариантов. Но зачем, когда есть простой ответ на все нестыковки. Тристан никуда не уходил. Он собирался, но не ушел, потому что вы убили его, прямо тут, в этом доме!

Разнаряженый скрипач махает друзьям на прощание, стоя у калитки… Картинка, нарисованная воображением и словами Эллис, растворилась, будто смытая ливнем.

— Н-но… б… — Жаннис захлебнулся икотой. Просипел едва слышно: — Но башня… Его нашли в башне.

— Ну да, вы одели его в самое лучшее и отнесли в башню. По подземному ходу.

— У нас нет никакого…

— Конечно, есть, мразь, — Кевин ударил кулаком по шкафу, смутной массой выступавшему из темноты. Дерево отозвалось дрожью. — Тот ход, по которому сбежал из дома ваш Алхимик. Не превратился же он в кота — сказочка для дураков! Там, под землей, он, небось, и чеканил свои монеты. А вы по этому ходу таскали трупы в подвал Башни.

Как обнаружил Фрэнк, в том подвале был лишь один выход — и две двери. — Простите великодушно, господин Ищейка, но вы, кажется, немного… — Шарахнувшись от его напора, Жаннис поднес палец к виску. — Немного…

Неужто посмеет закончить, подивился Кевин, но так и не узнал ответ, потому что Жаннис сорвался с места и побежал.

Он несся с прытью, удивительной для немолодого человека, только не по прямой, эдак странно виляя. Кевин летел следом, весь в азарте погони, а доски пола протестующе скрипели под сапогами, будто сам дом возмущался его вторжению.

Добычу Кевин настиг лишь в последнем зале. Жаннис завизжал, как резанный, стоило его коснуться. Кевин швырнул человечка в угол, где тот рухнул в путанице рук и ног, да так и остался лежать, тихо постанывая.

— Куда торопимся, мразь?

Жаннис дернулся было — но, застонав, тут же снова обмяк. — Просто вы меня напугали, г-господин Ищейка, только и всего.

— Именно это я и хотел сделать. Могла ли эта тварь ничего не знать? Нет, не могла. — Вы показали, будто видели, как уходит Тристан — ты, та баба, Познающий и его детки. Я знаю, что это вранье, а значит все вы — виновны. Кто-то отправится на плаху за это убийство, а сперва вам всем переломают кости, растянут сухожилия, вывернут суставы, поджарят и пустят кровь. Это твой последний шанс спастись, падаль. Просто признайся, от всего своего грязного сердца. Скажи, кто нанес смертельный удар, выдай всех, кто знал об убийстве, и я прослежу, чтобы к тебе отнеслись со снисхождением.

Он готов был пообещать ему сейчас все, что угодно, лишь бы признался, лишь бы дал что-то конкретное, что можно ткнуть Филипу под нос. Картмора не убедят разглагольствования Ищейки, только не сейчас, когда последний разум он потерял меж костлявых ног Эллис.