Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

С какой стати я решил, что меня ждет нормальная, счастливая жизнь? Да мне повезло, что я продержался эти двадцать восемь лет! Я давно должен был заставить его остановиться. Но, шла ли речь о маме, или о воровстве, или о трупе в Западной Виргинии, я всегда трусливо уступал его настойчивости.

Нет, только не в этот раз!

Логика отца была проста: он знал, что, если попытается втянуть Салли в свой заговор, пригрозив убить Мону, она обратится ко мне за помощью, несмотря на клятву хранить молчание. И знал, что я не допущу, чтобы с сестрой что-нибудь случилось. Получалось, что он опять пытался манипулировать мной в своих целях.

Но подождите — а не использовал ли он Салли, чтобы заманить меня в ловушку? Мона могла служить просто наживкой, хотя он без колебаний убил бы ее. Отец всегда привлекал к своим преступлениям сообщников — Джорджа, тех мужчин в Западной Виргинии, меня, а теперь Салли. А потом выезжал за их счет.

Отец ненавидел меня еще больше, чем Мону, потому что я якобы обладал теперь большой властью. Может, он рассчитывал убить нас обоих, завладеть собственностью Моны и ее деньгами и забрать себе Салли.

Исчезновение Моны нелегко было бы скрыть или объяснить. Она принадлежала к одной из самых старинных и известных семей в Хаттерасе. Несмотря на свой интеллект, отец, когда злился, совсем не заботился о последствиях — а может, был уверен, что в любом случае сумеет выкрутиться.

Он с легкостью мог придумать оправдание даже убийству, если видел в нем выгоду. Боже ты мой! Вместо того чтобы забирать себе Салли, он может убить ее тоже. Никаких свидетелей. Идеальное преступление. Сколько раз он мне об этом говорил!

Ребенком я жалел его, когда он рассказывал, как попал в тюрьму. Но на самом деле отец заслуживал гораздо более сурового приговора. На месте судьи я упек бы его в тюрьму на несколько десятилетий, если не на всю жизнь.

Что скажут мои лощеные коллеги-политики, если узнают, что мой отец планирует перебить всю семью?

Я истерически расхохотался, вспоминая, как боялся, что даже намек на скандал разрушит мою будущую карьеру. Какая карьера! Какое будущее! Теперь мне надо думать лишь о том, как спасти мачеху, сестру — и самого себя.

Той ночью, возвращаясь домой, я паниковал, как никогда в жизни. Я не представлял, где находится отец. Если я — его главная мишень, он может сейчас за мной следить. Что, если он преследует меня на машине? Я посмотрел в зеркало заднего вида, ощущая, как вспотевшие ладони скользят на руле. Я вытер их о брюки, но они тут же взмокли снова.

Голову словно сжимало в тисках, в глазах плыло, я с трудом ориентировался и думал только о том, что отец может убить меня еще до наступления субботы.

Сумею ли я его перехитрить? Или напугать? Расставить собственную ловушку? С тех самых пор, как он впервые мне сказал, что хочет избавиться от мамы, я все время старался понять, что происходит у него в голове. Но как напугать человека, считавшего жизнь в Сан-Квентине чуть ли не праздником? Человека, который обожал убивать «гадов, которые этого заслуживают»? Нет, я не смогу. Он знает все мои слабости и страхи. Он сам их породил.

Предупреждать Мону не имеет смысла. Она будет защищать отца, пока он не разрубит ее на куски и не побросает их в болото. Обращаться в полицию — пустая трата времени. Глава полицейского управления в Хаттерасе — отцовский приятель. Он верит во все его россказни: что мой отец чероки, герой войны, чемпион по боксу и образцовый отец, спасший четверых детей от сумасшедшей матери. Хаттерас для отца — идеальное убежище.

Подъезжая к дому, я подумал, что он может подкарауливать меня там. Почему это раньше не пришло мне в голову? А может, я просто параноик? Нет. В ярости отец способен на что угодно.

Я притормозил и остановился в миле от дома. Улица хорошо освещалась, он мог заметить меня издалека. Прежде чем вылезти из машины, я снял куртку, галстук и рубашку — в одной нижней майке будет удобнее бежать. Я начал осторожно пробираться к себе по чужим дворам, стараясь держаться в тени и постоянно оглядываясь и петляя на случай, если он следит за мной, что, при моем состоянии, было не так уж трудно.

Пробегав от преследований большую часть своей жизни, я привык прятаться и скрываться. Но теперь я спасался от моего главного преследователя, отца- убийцы.

Добравшись до своего квартала, я проскользнул во двор к соседям напротив и распластался на траве, высматривая отца. Становилось прохладно, но весь день была жара, и земля еще оставалась теплой. Спустя полчаса я поднялся на ноги и прокрался к дому. Поднявшись на цыпочки, заглянул в окно гостиной. Внутри было тихо и темно, никаких признаков чужого присутствия, но если он притаился и дожидался меня, то именно этого впечатления постарался бы добиться.

Я сгорбился и перебежал к задней двери, ведущей в кухню. Трясущимися руками вставил ключ в замочную скважину, проклиная себя за шум, который мог насторожить отца, если тот находился внутри. Едва дыша, я отпер дверь и включил свет.

На кухонном столе высилась пирамида из консервных банок.