Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Чтобы контролировать маму, нужно было заставить ее почувствовать собственную важность. Для этого я просто соглашался со всем, что она говорила. Как только она решала, что я на ее стороне, можно было не волноваться, что она пожалуется отцу. В тот вечер, если бы я поговорил с ней перед тем, как папа вернулся домой, мне наверняка удалось бы ее убедить, что она сама меня отпустила.

Ну а лучшим способом самозащиты было держаться как можно дальше от них обоих.

Еще несколько недель после того случая Сэм, лежа на нижнем ярусе, толкал в дно моей кровати ногами и смеялся, вспоминая Элефант-Хилл. Ему нравилось кружить по комнате, изображая колесо. Я хохотал над ним до колик в животе.

Оба водителя в интервью газете сказали, что шина не отвалилась от проезжавшего грузовика. Иными словами, это означало «два маленьких гаденыша запустили ее с Элефант-Хилл». Мы с Сэмом должны были оказаться первыми в списке подозреваемых.

Репортер местных новостей по радио сказал: «Огромная шина от промышленной транспортной техники ударила два автомобиля, причинив обоим серьезные повреждения. Свидетели видели, как шина катилась по Грин-авеню, и они утверждают, что она не отваливалась от грузовика».

На следующее утро, когда отец уехал на работу, мама задержала нас с Сэмом, уже собравшихся отправляться в школу.

— Дэвид, соседка говорит, она видела, как вы с Сэмом катили большую шину по Грин-авеню. Это правда?

Перед кем-нибудь другим я точно спасовал бы, но не перед мамой.

— Нет, — уверенно ответил я. — Совершенно точно, она отвалилась от грузовика.

— Мне тоже так кажется.

Она развернулась и пошла обратно на кухню.

В глубине души я надеялся, что полиция арестует нас с Сэмом и заберет из дому. Я мечтал, что нас отправят к какой-нибудь симпатичной бездетной супружеской паре. Иногда в новой семье на нас будут сердиться, но никого не станут бить, и мы потихоньку исправимся. Потом наши новые родители заберут к себе и Лонни с Салли.

Но каждое утро я просыпался в суровых реалиях семейства Кроу.

Глава 15

Наступил мой десятый день рождения, и я был счастлив. «Гэллап Джайнтс», моя команда детской лиги, впервые участвовала в турнире плей-офф. Две недели назад мы разбили «Доджерс», получив шанс стать чемпионами. Я был питчером, потому что единственный в команде умел бросать слайдеры и навесные.

Но это нас не спасло. «Ред Сокс» делали один хоум-ран[4] за другим, а нам не удавалось добежать даже до второй базы. К концу последнего иннинга[5] они вели со счетом шесть — ноль. Двое наших игроков приготовились, я бросил мяч, и он тут же воткнулся в землю. Наш сезон был окончен.

Я потащился домой, но, когда вошел в двери, мама даже не упомянула про мой день рождения. Для папы это было типично, но мама обычно меня поздравляла и дарила что-нибудь очень маленькое и недорогое вроде пачки жевательной резинки. Но не в этом году. Вот до чего мы дошли — она забыла про мой день рождения.

За обедом в тот день отец схватил меня за локоть.

— Доедай, — сказал он, — и мы поедем прокатиться.

Прежде чем ехать, он решил сменить масло в нашем минивэне. Мы почти заканчивали, когда я споткнулся и разлил использованное масло на подъездной дорожке. Я вообще был очень неловким, если только у меня в руках не было бейсбольного мяча или «вишневой бомбы».

— Черт тебя подери! — воскликнул отец.

Я хотел было извиниться, но он заехал мне в живот кулаком с такой силой, что повалил на землю.

— Откуда только у тебя руки растут! Дислексия и на них действует, что ли? Давай поехали, пока ты еще чего-нибудь не напортачил.

Пока мы ехали к пустыне, он не говорил ни слова, но вена в форме буквы V опять пульсировала у него на лбу, а глаза выпячивались все сильнее. Сегодня он был особенно зол — грудь его раздувалась, словно отец собирался броситься в драку. Похоже, речь пойдет о маме.

На пустынном шоссе он съехал на обочину, заглушил машину и уставился в лобовое стекло. Несколько минут он сидел так, с дрожащими губами и подрагивающей головой, молча пожимая плечами. У меня начали потеть ладони при виде того, как отцовское лицо наливается кровью, а брови сдвигаются к переносице.

— Мы до сих пор не избавились от матери только из-за тебя, — рявкнул наконец он. — Остальным детям все равно, что с ней будет.

Он наклонился ко мне; глаза его сверкали от гнева.

— Ты — маменькин сынок. Мой отец умер, когда мне было двенадцать. Мне пришлось стать мужчиной. И тебе тоже пора.

Я вжался спиной в дверцу машины.

— Пожалуйста, не делай ничего маме!

— Она никому тут не нужна. Почему я не могу на тебя положиться даже в таких простых вещах?

Отец снова уставился в стекло. Я боялся этого момента с нашей первой поездки. После того, как мама спрятала его почту в Альбукерке, я понимал, что долго ей не продержаться, но все равно надеялся, что все будет хорошо. Лонни с Сэмом давно махнули на нее рукой. Мог ли я их за это винить?

Но она была моей матерью, и я ее любил — пускай она даже беспомощней пятилетней Салли. Я должен был защитить ее от отца и от всего мира. Это — моя работа. Будет несправедливо причинить ей зло или бросить ее.