— Почему вы до сих пор не избавились от вашей матери? Уж ты-то точно знаешь, что для этого надо делать. Давай рушь все в доме к чертовой матери! И не тревожься за Сэма и Салли — они последуют твоему примеру. Лонни делает все, что от нее зависит. Ваша мать не справляется без ее поддержки. Теперь дело за тобой. Завтра я хочу видеть результат.
Все следующее утро я со сжимающимся сердцем думал, как мне поступить. Когда я вернулся домой из школы, доставив вечерние газеты, Лонни сидела у себя в комнате, а Сэм с Салли смотрели телевизор. До прихода отца оставалось около часа.
Мама на кухне готовила ужин. Я встал у нее за спиной и смотрел, как она нарезает ростбиф. Бамия уже скворчала на сковороде, ледяной чай в кувшине дожидался, пока она разольет его по стаканам.
В доме было тихо и спокойно, но я не мог все так и оставить. Отец разозлится и изобьет меня. Придется что-то сделать — прямо сейчас.
Собравшись с духом, я прошел в гостиную, позвав с собой Сэма и Салли. Услышав, как мы перешептываемся между собой, мама спросила:
— Дети, как дела в школе?
— Не твое дело! — крикнул в ответ Сэм. Салли рассмеялась.
Мы с Сэмом взяли с обеденного стола две тарелки и швырнули их о стену. Осколки посыпались на пол. Я взял стул и ударил им по дивану. Стулом я задел Сэма, поэтому он схватил другой и ударил меня в ответ.
Мама поспешила в гостиную, как была, с кухонным ножом в руках.
— А ну-ка прекратите — СЕЙЧАС ЖЕ! — закричала она.
— Ты нам больше не указ! — выпалил я.
До этого она едва держала нож, но теперь стиснула рукоятку так, что костяшки пальцев побелели.
— Дэвид, ты же мой главный помощник, — взвыла мать. — Мой старший сын. Только посмотри, что вы натворили! Как ты можешь так со мной поступать? Сэм с Салли ведут себя как дикие звери. А Лонни ни в чем не хочет мне помочь.
— Я тебе тоже больше не помощник, — ответил я. — Отец говорит, мы скоро от тебя избавимся.
Она не двинулась с места. Остекленевшими глазами мама уставилась в окно гостиной.
Сэм взял со стола ложку и запустил ею в Салли. Салли смахнула со скатерти оставшуюся посуду — тарелки, вилки и стаканы посыпались на пол. Я толкнул Сэма так, что он полетел на журнальный столик.
Мама вскрикнула.
Я выпрямил спину, и внезапно нож пролетел мимо моего лица и задел стену гостиной возле оконной рамы. Кусок штукатурки упал на ковер, а на стене осталась белесая впадина.
Мама зажала руками рот и, с расширившимися от ужаса глазами, громко застонала.
— Я не хотела! Нож… он просто выскользнул у меня из рук.
Мы все замерли на месте, и в этот момент в гостиную вошел отец.
— Мама кинула ножом Дэвиду в голову! — закричала Салли. — Она только случайно не попала!
— Черт тебя подери, Тельма-Лу! — взревел отец. — Как ты могла? Да ты совсем сумасшедшая.
Салли бросилась по коридору в свою комнату и закрылась там, мы с Сэмом убежали к себе в подвал. В доме опять стало тихо. Ужинать в тот вечер мы так и не сели. Пытаясь успокоиться, я выскользнул из дому через гаражную дверь и бежал по трассе 66, пока огни Гэллапа не превратились в мерцающую дымку на фоне ночного неба. Я никогда не убегал так далеко от города.
На следующее утро, когда я поднялся наверх, Лонни, Салли и Сэм уже ушли в школу. Я спешно вышел через главную дверь, пока мама с отцом не заметили меня. «Рамблер» все еще стоял на подъездной дорожке.
Доставив вечерние газеты, я вернулся домой и обнаружил всю семью за кухонным столом. Отец расположился на диванчике, а мама — с ним рядом, в одном халате. У двери стояла ее маленькая дорожная сумка.
— Где тебя носит? — спросил отец. — Мы уже сто лет ждем.
— Но я же не знал! — сказал я.
— Я сегодня не пошел на работу. Садись — нам надо поговорить. Я должен всем вам сообщить кое-что.
Он перевел взгляд на маму. Она сидела, уставившись в одну точку запавшими, пустыми глазами, как военнопленные, которых я видел на фото.
— Я везу вашу мать в психиатрический госпиталь Назарет в Альбукерке, — спокойно начал отец. — Ей надо полечить нервы, и я обеспечу ей такое лечение.
Он велел мне отнести мамину сумку в наш минивэн.
Что, черт побери, он задумал? Ему точно было все равно, станет ей лучше или нет. Либо отец везет ее в дурдом, как он сам выражался, в надежде, что она там и останется, или хочет убить и выбросить где-нибудь среди пустыни.
Когда мама, спотыкаясь, побрела к машине, я не удержался, подбежал к ней и крепко обнял.
— Прости, что так плохо себя вел!
— Ничего страшного, мой милый, — ответила она. — Ты же не нарочно. Меня немного полечат, и все наладится.
«Рамблер» задним ходом вырулил на улицу, и я помахал маме, но она сидела без движения и безжизненным взглядом смотрела в окно. Я ощущал страшное опустошение внутри, понимая, что мама никогда меня не простит — и что мне никогда не избавиться от отцовской смертельной хватки.
Лонни приготовила нам ужин, а когда мы помыли посуду, велела садиться за уроки. Наверху было чисто и прибрано — никаких следов хаоса, учиненного нами накануне. На мгновение мне показалось, что Лонни никогда не травилась аспирином, а я не разносил весь дом и не доводил маму до нервного срыва.